Пророчество - [90]

— Они используют заговор для утверждения собственной власти?

— Филипп Испанский провозгласил себя защитником католической веры. К тому же он претендует на английский трон, наследие своей покойной супруги — сводной сестры Елизаветы. Вряд ли он дает солдат и деньги лишь затем, чтобы возвести на престол Марию Стюарт. — Кастельно скривился. — А если испанцы в своей поддержке Гизов не ограничатся вторжением в Англию… — Голос его прервался.

— Он поддержит переворот в пользу Гизов в Париже, — закончил я его мысль, и то был не вопрос, а утверждение.

Повисло молчание. Оба мы думали об одном и том же: с испанскими деньгами герцог Гиз сумеет захватить французский трон и против слабой еще протестантской Европы выстроится мощный оборонительный вал католических держав.

— Вот именно, — подытожил наши не высказанные вслух размышления Кастельно. — А теперь послушайте, мне нужна ваша помощь, Бруно.

Я раскрыл ладони в знак полной искренности:

— Все, что могу, господин посол.

— Сможете поехать на ужин в усадьбу Арундела вместо меня?

— Вместо вас, мой господин? Вы приболели?

Почти неслышный вздох сотряс его грудь, дрогнули плечи.

— За последние дни я совсем обессилел, почти не сплю. Не помню, когда в последний раз мне удалось проспать спокойно до утра. Наверное, это было еще до возвращения моей жены из Парижа. — В голосе его отчетливо звучала печаль.

— Это заговор поглощает все ваши силы, мой господин, — искренне пожалел я его. — Вам требуется отдых.

— Какой отдых, Бруно? — возопил он, вздымая руки. — Герцог Гиз — фанатичный католик, он готов голыми руками передушить всех протестантов Европы, распевая при этом псалмы во славу Господа и пролагая себе по трупам путь в небеса. Генри Говард — той же породы и вдобавок жаждет отомстить Тюдорам. А теперь к ним присоединились Мендоза и сам Филипп Испанский, почуяли возможность, особо не рискуя, обогатить и возвеличить Испанию, покуда во Франции нет единства. А я между ними всеми пытаюсь отстоять интересы моего короля, проповедую умеренность и милосердие, а жена моя тем временем сговаривается с Гизами. — Он обреченно покачал головой.

— Теперь я понимаю, отчего вам не спится, господин посол.

Он переплел пальцы и подался вперед, направив оба указательных перста на меня:

— Это еще не все. Генри Говард утверждает, что кто-то перехватывает его переписку с Мэри.

— С чего он взял? — Подмышки увлажнились, но лицо мое не дрогнуло.

— Вроде бы Мэри послала ему некий залог, которого он так и не получил. — Посол хмурился и, нащупав перо на столе, стал машинально его ощипывать. — Его подозрения, само собой, направлены в первую очередь против Солсбери-корта.

— Но письма проходят через множество рук, — напомнил я.

— Разумеется. Начиная с юного Трокмортона и так далее. Но Говард не доверяет нам, а его влияние среди английских католиков опасно недооценивать. Он будоражит их, заставляет действовать, жертвовать имуществом и жизнью во имя католического вторжения. Если он отсечет меня от заговора и станет посылать свою корреспонденцию через Мендозу, к нам перестанут прислушиваться и не останется ни малейшей надежды добиться более умеренных действий.

Он глубоко вздохнул, потер двумя пальцами переносицу и с удивлением уставился на лысое перо на столе. Когда посол заговорил вновь, мне пришлось податься к нему, чтобы разобрать сказанные еле слышным шепотом слова.

— Но ведь заговор может и провалиться. Вдруг испанцы не дадут достаточно денег или откажут в военной помощи? Или английских католиков окажется труднее, чем думает Говард, поднять на восстание? Или кто-то их выдаст? Всякое случается, — добавил он, как будто я собирался с ним спорить.

— И если по той или иной причине заговор обнаружится… — подтолкнул его к продолжению я.

— …то нельзя допустить, чтобы в нем оказался замешан король Генрих, — закончил Кастельно. — В противном случае нам не видать договора с Англией. Но и воспротивиться этим планам он не может, ибо тогда он лишится поддержки французских католиков и Гизу нетрудно будет разделаться с ним. — Кастельно тихо выругался. — И если католическая реконкиста в Англии состоится, хотелось бы обойтись без лишнего насилия, а значит, мне и вам следует сохранить доверие тех, кто готовит вторжение. — Он уперся ладонями в стол и с явным усилием поднялся на ноги. — Нынче я не готов встретиться лицом к лицу с Говардом и Мендозой. Я пошлю им свои извинения, а вы поедете вместо меня в усадьбу Арундел. Присматривайтесь и прислушивайтесь ко всему, потом мне доложите. Выступайте от моего имени в пользу умеренности и кротости, но при этом безусловно за возведение Марии на престол. Говарду я дам знать, что полностью полагаюсь на вас.

— Кротко вторгнуться в страну и сменить в ней правление — поучите меня, как это делается.

Кастельно улыбнулся моей шутке, но без сердечного веселья. Выглядел он настолько изученным, что я испугался, как бы он и вовсе не слег.

— Вы меня поняли, Бруно. Постарайтесь умерить пыл моей женушки. Она бы рада всем протестантам повыпустить кишки, когда наступит день славы. — Вновь тяжкий вздох сотряс его грудь.

Кастельно приложил руки ко рту, словно в безмолвной молитве, и так застыл. Я не понимал, пора ли мне уже уходить, и хотел было прокашляться, чтобы напомнить о себе, но тут услышал такое, чего вовсе не ожидал: