Пророчество - [69]

— Может быть, на сегодня нам стоит закончить урок? — робко предложил я.

Она кивнула, и тут в дверь громко постучали. Я подскочил и выпустил из рук пальцы Мари, но поздно: Курсель, без приглашения ворвавшийся в комнату, застиг нас врасплох, и от его пронзительного взора не укрылась ни одна деталь этой сцены. Мари хватило совести хотя бы прикинуться на миг смущенной, но тут же она взглянула на своего злосчастного обожателя с лукавой усмешкой.

— Занимаетесь? — поинтересовался он — в шелковый голос завернут стальной клинок.

— Да, Клод, у нас все в порядке, благодарю, — лениво отвечала она. — Вам что-то нужно?

— Да, мадам. Гувернантка вашей дочери просила сходить за вами. Катрин не желает садиться за уроки.

Я внимательно следил за Мари и подметил ее первую, невольную реакцию — раздражение. Я видел, как досада стянула ее лицо в гримаску, но женщина тут же опомнилась и переделала выражение на более подходящее — материнской заботы.

— Неужто я должна все делать сама? За что мы ей в таком случае платим? — пробормотала она, поднимаясь и расправляя складки платья.

Она помедлила, словно соображая, следует ли попрощаться со мной, затем решительно выставила вперед подбородок и устремилась прочь, не сказав больше ни слова ни одному из нас. Курсель направил на меня взгляд, от которого мог бы потрескаться мрамор.

— Я полагал, вы даете ей уроки для улучшения памяти? — заговорил он, опустив руку на дверной засов. — Похоже, ваши занятия имеют противоположный эффект: вы оба забыли о том, что она замужем. Интересно, что скажет по этому поводу Кастельно.

— Узнаем, когда вы донесете ему, — огрызнулся я, не поднимая глаз. Я был слишком занят, сворачивая лист с диаграммой и пряча его от пролазы Курселя.

— О нет, Бруно, я-то не донесу. Я нем как могила. — Он выдержал хорошо рассчитанную паузу. — Разве что вы дадите мне основания думать, что господина посла необходимо предостеречь.

— Не о чем его предостерегать, — буркнул я, поднимаясь на ноги.

— Разумеется, не о чем. Хотя господин посол весьма чувствителен в этом вопросе, что и неудивительно. Кстати, вы уже слышали? При дворе произошло еще одно убийство, в точности похожее на первое.

— Да, я слышал. Ужасная трагедия.

— Вчера вечером, можете себе представить, как раз в то время, когда все мы слушали концерт. То есть все, за исключением вас.

— Удивительное совпадение.

Курсель издал сухой, неприятный смешок:

— Никаких совпадений. Разве не таков принцип ваших собратьев-звездочетов? — И, тряхнув напоследок красивыми волосами, он вышел из комнаты, оставив меня наедине с неприятной мыслью о том, что мое положение в Солсбери-корте сделалось еще ненадежней прежнего.

Глава 10 Лондон, 1 октября, лето Господне 1583

— Мария Стюарт будет недовольна.

Томас Фелипс произнес это замечание, не поднимая глаз; взгляд его проворной ящеркой скользил по рядам чисел, из которых состояло только что ловко вскрытое им послание. От Уолсингема я слышал, что Фелипсу достаточно разок-другой прочесть новый шифр, чтобы полностью его усвоить, и говорил об этом Уолсингем чуть ли не с отеческой гордостью. Если б Фелипс не поступил на тайную службу ее величества, говорил Уолсингем, он бы прокормился, давая ярмарочные представления. Слухи о невероятной силе памяти этого человека, разумеется, заинтересовали меня, однако держится он отнюдь не так, чтобы с ним легко было наладить отношения. Напротив, он как-то совсем не умеет ладить с людьми, никогда не смотрит в глаза, ежится под чужим взглядом, если только его не попросят объяснить какие-либо тайны его ремесла, вот тут-то он пускается разглагольствовать странным, монотонным голосом, не делая паузы даже затем, чтобы набрать в легкие воздух, и обрушивая на голову спросившего неиссякаемые потоки сведений.

Здесь, в сумрачной задней комнате его жилища на Лиденхолл-стрит, где даже днем рамы закрыты и горят светильники — таинственность его работы не допускает открытых окон, — Фелипс казался неким сказочным лесным жителем, обитателем берлоги. Природа наделила его сверхъестественным интеллектом и уравновесила свой дар, лишив Фелипса малейшей внешней привлекательности: он приземист и широкоплеч, с тяжелой челюстью и плоским носом. Оспа исклевала его щеки.

— Разве Мария Стюарт когда-нибудь бывает довольна? — возразил я, следя за тем, как взгляд дешифровщика с легкостью проникает в содержание письма, перехваченного на пути от лорда Генри Говарда к Фрэнсису Трокмортону, который вновь снаряжается ехать в замок Шеффилд.

Не имея чем занять руки, я взял со стола Фелипса комок воска для печатей, повертел, положил на место. В уголке той же комнаты Дюма торопливо переписывает письмо Кастельно Марии. Копия останется у Фелипса, а оригинал тоже надо передать Трокмортону. Бедный писец скрипит пером, точно мышь в норе, — страшно ему, безысходно. Фелипс не глядя протянул руку и сдвинул воск на положенное место — на волосок влево от того, куда его положил я, да еще и языком прицокнул в досаде. Взял со стола книгу, торопливо пролистал страницы, сверяя с ними числа на листке. Я успел разобрать название: тот самый трактат Генри Говарда, разоблачающий лжепророчества.