Пророчество - [6]

— Кастельно рад и счастлив: его жена и дочь только что вернулись из Парижа.

— Хм. С мадам Кастельно я не знаком. Говорят, она очень красива. Не диво, что старый пес так обрадовался.

— Верно, хороша собой. Говорить с ней мне пока не довелось, но я слышал, что у католической церкви не найдется более преданной дщери.

— Об этом я тоже слышал. Значит, надо следить за тем, какое влияние она оказывает на мужа, — прищурился Уолсингем. Мы дошли до рощицы, но он поманил меня за собой дальше, в тень деревьев. — Мне казалось, Мишель де Кастельно разделяет стремление своего суверена к дипломатическому союзу с Англией; так он, по крайней мере, уверял в беседе со мной. Однако в последнее время при французском дворе утверждается этот фанатик герцог Гиз со своей Католической лигой, и ты сам на прошлой неделе в письме извещал меня, что Гиз пересылает деньги Марии Шотландской через посредство французского посольства. — Сэр Фрэнсис приумолк, стараясь справиться с гневом, крепко сжимая кулаки. — А на что Марии Стюарт понадобились Гизовы денежки, а? Ее более чем щедро содержат в Шеффилдском замке, хоть она и пленница Англии.

— Обеспечить верность своих приверженцев? — подсказал я. — Расплатиться с курьерами?

— Вот именно, Бруно! Все лето я старался подвести обеих королев к прямому разговору с глазу на глаз, может быть, даже соглашение удалось бы заключить. Королева Елизавета счастлива была бы возвратить своей кузине Мэри свободу, но для этого кузина должна отказаться от притязаний на английский трон. И мне давали понять, что Мэри, истомившись в заключении, готова принести любую присягу, лишь бы ее освободили. Вот почему этот поток писем и подарков, которые шлют шотландке ее французские приверженцы, так меня беспокоит. Уж не двойную ли игру она затеяла? — Сэр Фрэнсис зыркнул на меня так, словно я знаю и утаиваю ответ, но прежде, чем я успел хотя бы раскрыть рот, он продолжал, будто вовсе не со мной разговаривал, а с самим собой: — Курьеры? А кто они, эти курьеры? Я распорядился перехватывать еженедельную дипломатическую почту, все распечатывают и проверяют. Нет, у нее есть какой-то другой способ пересылать тайные письма. — Министр сердито покачал головой. — Покуда жива Мария Стюарт, она пребудет знаменем, под которым собираются английские католики и все силы Европы, кто жаждет вновь усадить на престол нашей страны паписта! Но ее величество не соглашается принять упреждающие меры против своей родственницы, сколько Тайный совет ни пытается раскрыть ей глаза на опасность. Вот почему твое присутствие во французском посольстве так важно, важнее, чем прежде, Бруно. Я должен видеть всю корреспонденцию между Мэри и Францией, что проходит через руки Кастельно. Если она вновь злоумышляет против власти или жизни королевы, я должен получить надежные улики, чтобы на этот раз она не вывернулась. Сможешь за этим присмотреть?

— Я свел дружбу с писцом посла, ваша милость. За соответствующую плату он готов открыть нам доступ к любому письму, которое Кастельно получит или сам напишет, если только вы ручаетесь: на письмах не останется следов от того, что их вскроют. Он ужасно боится разоблачения и просит гарантировать ему защиту и покровительство вашей чести.

— Славный малый. Дай ему все гарантии, в каких он нуждается. — На миг его пальцы сжали мое плечо. — Если он раздобудет для нас образчик печати, я поручу Томасу Фелипсу сделать поддельную печать. Нет в Англии человека, более сведущего в искусстве вскрывать и запечатывать почту, чем Томас. И вот еще что, Бруно, не думаю, что в нынешних обстоятельствах тебе следует часто показываться на людях вместе с Сидни, — добавил он. — Теперь, когда мы с ним перед всем светом подтвердили свою дружбу и родство. Нельзя допустить, чтобы у Кастельно зародилась хоть капелька сомнения в твоей преданности Франции.

Печаль, выразившуюся на моем лице, не скрыла бы даже ночная тьма. Сидни был моим единственным другом в Англии. Мы познакомились в Падуе много лет тому назад и возобновили нашу дружбу нынешней весной, когда по поручению Уолсингема вместе ездили в Оксфорд. Совместно пережитые приключения сблизили и сплотили нас, а теперь, лишившись возможности бывать в его обществе, я тем острее буду ощущать свою жалкую участь изгнанника.

— У тебя будет другой связной. Шотландец по имени Уильям Фаулер; в урочный час вас познакомят. Он знаток права и довольно долго работал на меня во Франции, так что общие темы для разговоров у вас найдутся.

— И вы доверились адвокату, ваша милость?

— Тебя это удивляет, Бруно? Юристы, философы, священники, солдаты, купцы — нет такого человека, которым я не сумел бы воспользоваться. У Фаулера есть связи в Шотландии как среди наших друзей, так и среди приверженцев шотландской королевы, которые считают его другом своего дела. Он также сумел войти в доверие к Кастельно, который видит в Фаулере тайного католика, недовольного правлением ее величества. Имеется у него талант быть всем для всех, оборачиваться тем или другим, по необходимости. У него есть отличная возможность выносить твои отчеты из посольства и передавать мне, а ты, таким образом, не рискуешь попасться. — Сэр Фрэнсис примолк, вскинув голову: со стороны дома донеслись обрывки музыки и смеха, и он, должно быть, вспомнил, зачем нынче собрались гости. — На сегодня все, Бруно. Пошли, надо веселиться. Ты еще мало потанцевал.