Пророчество - [102]

То было генеалогическое древо Тюдоров и Стюартов, от короля Генриха VII, деда Елизаветы, и его жены, Елизаветы Йоркской. Законная — в глазах составителя — династия была выделена жирными чертами, и главенствовала в ней старшая дочь Генриха VII, Маргарет Тюдор, которая вышла замуж за короля Шотландии Иакова IV и стала бабушкой Марии Стюарт. Линию Тюдоров продолжал Генрих VIII, вступивший в брак с Екатериной Арагонской и породивший королеву Марию Тюдор — старшую, единокровную сестру Елизаветы, Кровавую Мэри (она скончалась в 1558 году). Другие отпрыски короля Генриха VIII на этой схеме представлены не были. Ясное дело, так католики представляли себе династию, ибо они не признавали развод Генриха, в их глазах единственным законным союзом оставался его первый брак и единственной наследницей была дочь от этого брака, Мария Тюдор. Елизавету они именуют «ублюдком» — тоже понятно. В генеалогии нашлось место и для потомков младшей дочери Генриха VII, тоже Мэри, но основная мысль была ясна: на данный момент старшей и ближайшей к трону является Мария Стюарт.

Иметь у себя дома подобную генеалогию — по английским законам измена, караемая смертью. Но этим дело не ограничивалось: рядом с именем Марии Стюарт было подписано имя ее покойного мужа, лорда Дарнли (он, кстати, тоже происходил от Маргарет Тюдор), и от них шла линия к плоду этого союза, царствующему монарху Шотландии Иакову VI. К имени Марии более бледными чернилами, но явно той же рукой была добавлена еще одна линия, заканчивавшаяся одной только буквой «Г». От этого гипотетического союза намечалась линия и вниз, к вероятному наследнику, но имя еще незачатого ребенка, естественно, не было проставлено.

Я облизал пересохшие губы и поднес бумагу ближе к глазам, не в силах поверить в дерзновенные помыслы составителя этой генеалогии: написана она была той же самой рукой, что и список безопасных гаваней, предъявленный нам за ужином, — тогда я основательно изучил этот почерк с характерными петлями и перечеркиваниями, — то есть, несомненно, рукой Генри Говарда. Итак, подтверждались мои подозрения: он задумал жениться на Марии Шотландской, взойти вместе с ней на английский престол и, мало того, породить в этом браке сына, основать собственную династию. Я покачал головой, проникшись невольным восхищением к безграничному честолюбию этого человека. Само собой, эту часть плана он от союзников утаил. Мари и Курсель работают на герцога Гиза, а тот, вероятно, готовит новое католическое королевство для себя: кузен Марии, он, верно, рассчитывает на семейные связи. Дуглас — беспринципный человек, приспособленец, ему все равно, род Говарда выдвинется благодаря этому заговору или какой другой, лишь бы сам Дуглас на этом нажился. Любопытно, догадывается ли о планах дядюшки Филип Говард, столь красноречиво выступающий за цивилизованный, без лишнего кровопролития переворот?

Я поспешно сложил улику и засунул ее за пояс штанов, под рубашку. Одной этой бумаги было достаточно, чтобы вознаградить меня за риск, даже если бы я ничего больше в ту ночь не нашел; не бумага, а чистое золото. Собственноручно составленная Генри Говардом королевская родословная, в которой не нашлось места для Елизаветы и которая явно обнаруживает его намерение вступить в брак с Марией, — достаточное доказательство измены, на такое Уолсингем и не надеялся. А уж на допросе с пристрастием Говард выдаст все подробности заговора, и вторжение удастся предотвратить.

Сердце громко стучало от радости, но времени я не терял: наклонился и попробовал открыть дверцы черного бюро, но тут впервые удача изменила мне — они были надежно заперты. Больше вроде бы в этой комнате негде было ничего спрятать, и если Генри Говард хранил у себя запретные книги по магии — а он конечно же хранил, — то где, если не в этой потайной часовне? Я поковырял острием кинжала в замке, но скважина оказалась слишком мала, и не удавалось проникнуть в нее достаточно глубоко, чтобы вскрыть замок. Разочарованный — и встревоженный, ибо я вдруг заметил, что свечи уже догорают, — я оставил шкафчик в покое и вернулся к полкам над медной головой проверить, не найдется ли там какого-нибудь мелкого предмета, которым я мог бы воспользоваться как отмычкой. Взгляд мой скользнул по ряду сосудов, похожих на раки для мощей, и один из них в особенности привлек мое внимание: богато украшенная стеклянная бутылочка с локоном золотистых волос внутри.

Я взял ее в руки и вынул пробку. В Италии я насмотрелся на всевозможные останки святых — из этих пальцев, капель крови, волос и прочего можно понаделать блаженных и святых, чтобы заселить весь мир вплоть до островов людоедов. Обычно торговцы поддельными реликвиями норовят состарить свои изделия, чтобы выдать их за подлинные, а этот локон вовсе не выглядел пыльным и ломким, как те священные сокровища. За стеклом упруго свивались будто лишь недавно срезанные волосы. Такие были у Сесилии Эш, припомнил я, и мне сделалось нехорошо.

— Вижу, вы наткнулись на локон святой Агнесы. — Голос Генри Говарда у меня за спиной звучал спокойно и вежливо, словно он заранее ожидал застать меня здесь, в своей тайной часовне, роющимся в орудиях его запретного искусства.