Пророчество орла - [143]

— Не стоит его жалеть, — мягко заметил Макрон. — Он пират. Он знал, на что идет.

— Да не жалею я никого!

Макрон улыбнулся: он слишком хорошо знал своего друга, чтобы поверить этому утверждению.

— Не жалеешь, и ладно. Помни только: обернись все иначе, сомневаюсь, чтобы он выказал милосердие по отношению к кому-то из нас.

— Знаю.

— Кроме того, думаю, у него все сложится не так уж плохо. Малый он крепкий и, главное, сильный духом, так что станет, скорее всего, телохранителем или, может быть, гладиатором. Можешь за него не беспокоиться.

— Я и не беспокоюсь, — заявил Катон и повернулся к Макрону. — О ком я беспокоюсь, так это о тебе. Ты правда хочешь всем этим заняться? Даже зная, что это разобьет ее сердце?

Макрон кивнул.

— Веспасиан дал мне разрешение задержаться здесь на несколько дней. Устрою ее как следует, а уж тогда последую за тобой в Рим. А ты когда отбываешь?

— Сразу, как только префект передаст командование. Он, кстати, приказал Дециму разыскать и схватить Руфа Поллона и нашего приятеля Анобарба.

— Анобарба?

— Похоже, они с Поллоном работали на «Освободителей». Анобарб пытался заключить сделку с пиратами насчет свитков. Я оставил приказ следить за этими малыми и арестовать их к моему возвращению с флотом, но они, похоже, прознали об этом или почуяли опасность. Но так или иначе, как только Веспасиан покончит со здешними делами, мы сразу отбудем. Кони уже оседланы.

— А что со свитками?

Катон улыбнулся.

— Веспасиан доставит их в Рим лично. Похоже, в отношении свитков он никому не доверяет.

— Его трудно в этом винить. Будем надеяться, что он никогда не повернется спиной к Вителлию.

— Насчет Вителлия не тревожься, — промолвил Катон. — Я внимательно за ним приглядываю.

— Продолжай в том же духе.

Они постояли молча, глядя, как Аякс и прочие пленники плетутся к амбару, а потом Катон повернулся и протянул руку.

— Увидимся в Риме. Приходи прямо к Веспасиану, в его дом. Он сказал, что приютит нас, пока мы не получим новое назначение.

Макрон сжал запястье друга.

— Должно быть, у него там лучше, чем в том крысином гнезде, которое мы снимали в Риме в прошлый раз.

Оба улыбнулись, вспомнив эти невеселые денечки.

— Удачи, Макрон!

— Счастливого пути, Катон!

Молодой командир кивнул, развернулся и быстро зашагал через плац к зданию резиденции префекта. Макрон немного проводил его взглядом, а потом направился к казармам. Ему еще предстояло сделать кое-какие дела, прежде чем он позволит себе покинуть базу, отправиться в город и рассказать матери о случившемся. Неприятная задача лежала на его сердце свинцовым грузом: он бы лучше целый год нужники чистил, лишь бы не являться к матушке с сообщением о смерти Миниция.

…Уже стемнело, когда Макрон, покончив со всеми текущими обязанностями, решил, что имеет право наконец провести остаток вечера вне базы. Он и так заметил, что молодые командиры поглядывают на его избыточное служебное рвение с усмешкой, видимо, полагая, что в такой день его можно было и поумерить. В конечном счете центурион поручил доделать, что осталось, оптиону, накинул плащ, привязал к поясу кошель, прихватил вещмешок и направился в порт. Выскользнув через маленькую дверь рядом с воротами, Макрон увидел множество людей, толпившихся перед вывешенными на воротах табличками со списками убитых и раненых. Одни, со страхом просмотрев списки, удалялись, вознося благодарственные молитвы за то, что их близкие уцелели; другие просматривали их с чувством обреченности и, увидев то, чего больше всего страшились, впадали в горестную истерику или, наоборот, замирали в ступоре отчаяния. Макрон осторожно прокладывал себе путь через толпу, спеша поскорее убраться подальше от этих несчастных людей, испытывая даже своего рода чувство вины из-за того, что остался жив и здоров. В конце концов он оставил толпу позади и медленно, размышляя на ходу о том, как лучше преподнести весть о смерти Миниция Порции, двинулся вдоль пристани. Впрочем, хорошего способа не было, да и быть не могло. Хуже всего, конечно, были обстоятельства и причина этой кончины. Он намеревался, по возможности, опустить подробности, однако было очевидно, что столь неслыханное предательство не сможет долго оставаться тайной. Пусть пока всю эту историю знали лишь несколько человек на флоте, от них она — не полностью, так частично — просочится к другим, от тех — к следующим и в итоге рано или поздно достигнет ушей его матушки, усугубляя ее горе.

Макрон свернул на улицу, что вела в трущобный район Равенны, пройдя мимо толпы пьяных матросов с торговых судов, шумно праздновавших избавление от пиратской угрозы. На миг ему даже захотелось остановиться и рассказать им, как все было на самом деле, о том, что возможность возобновить торговлю стоила жизни сотням хороших людей, но отказался от этой мысли — ведь, если вдуматься, иначе и быть не могло. Победа всегда имеет обратную сторону — это та цена, которой она обходится победителю. Кроме того, мрачно подумал Макрон, уж больно такая задержка будет походить на попытку еще хоть ненамного отсрочить неприятный, но неизбежный разговор.

По прошествии времени — как ему показалось, слишком малого, — центурион обнаружил себя стоящим через дорогу напротив «Танцующего дельфина». Макрон стоял и смотрел, вдруг почувствовав себя решительно не готовым для такого дела. Раздраженно сжав кулаки, он заставил себя перебраться по камням через грязную улицу и, обреченно вздохнув, вошел в заведение.