Пророчество Корана - [16]

— Господин Яго, в благодарность за мое излечение дон Альфонс назначает вас врачом и хирургом больницы Арагонцев, вы становитесь членом Братства дель Пилар и магистром медицины Севильи. Видите, вот подпись короля, вот Николаса Сандоваля, главного магистра, а вот Бер Церцера [40] — крещеного еврея, чья слава выдающегося натуралиста и астронома не знает границ. Вы стали достойны известности и положения в обществе ранее, чем предполагали, и мое сердце особенно радо этому. Вы стали врачевателем как моих чувств, так и души. Я никогда не забуду ваших добрых слов и того, что вы вытащили меня из лап смерти.

Яго не мог поверить в случившееся и просматривал строки со своими титулами, которые плясали перед его глазами, будто маленькие духи судьбы. Закончился целый этап жизни бродячего лекаря. Он подумал о Фарфане, о своих сокурсниках в Саламанке и Салерно, о брате Аркадио — своем учителе в монастыре Веруэла, где он изучал литературу и латынь.

— Благодарю вас и его величество дона Альфонса, нашего господина, — сказал он без всякой напыщенности. — А я-то был просто доволен моим заработком.

— Не скромничайте, мастер Яго. Вы замечательный врач, и это решение справедливо. Многие больные, которых вы излечили, скажут то же самое. Ваша известность уже опережает вас, куда бы вы ни пошли.

В эту минуту он понял, что их свяжет навсегда и неразрывно нечто большее, но предпочел не углубляться в этот мысленный бред. Он сознавал, что его распирает желание, ему мучительно хотелось коснуться ее чувственных губ. Но он только сделал к ней один шаг, взял руку, поцеловал и попросил считать его навсегда своим другом. Чтобы она более не обращалась с ним официально и звала на «ты» в знак начала их дружбы. И между ними возникла неизъяснимая сердечность, и одновременно в его душе росла любовь, которая, как он уже понял, обещала быть нелегким испытанием.

— Король хотел бы, чтобы вы… то есть чтобы ты начал работать в лечебнице до начала ярмарки в честь святого Михаила. Мастер Церцер ждет тебя с нетерпением, потому что на ярмарку явится множество паломников, нуждающихся в помощи. Там ты встретишься с главами ученых обществ Севильи, а еще с некоей особой личностью, матерью Гиомар, ясновидящей, — это притворщица, которая водит за нос весь город. Осторожнее с нею, Яго. Я достаточно ее узнала, когда жила в обители. При ней все время, куда бы она ни пошла, находится этот карлик по имени Бракамонте, уродливый шут. Оба — известные лазутчики королевы, они собирают сведения у богатых послушниц и у своих нечистых на руку агентов.

Яго вспомнил, стараясь говорить не слишком нежным, но не безразличным тоном:

— Я ее случайно видел как раз в день прибытия в Севилью и могу тебя заверить, что меня поразил ее облик, а также то, что народ явно обожает ее. Даже, помнится, она предсказала затмение, так утверждали в порту.

— Предсказывать, лечить, знать что-то? Да эта монашка неграмотна, она лишь впадает в транс из-за эпилепсии, которой страдает. А то, что она знает из медицины, крайне сомнительно. Она утверждает, что Бог лечит ее рукой, которую она любит протягивать за подношениями. А еще, что Бог все предопределяет заранее, хотя эта лицемерка знает некоторые приемы, добытые у ученых людей то ли случайно, то ли какой-то ворожбой, которую я пока не могу понять, хотя остаюсь при моих подозрениях.

— То, что ты говоришь, удивительно, Субаида. Что ты имеешь в виду? Ведь она посвятила себя служению Богу и пестует послушниц из благородных семей.

Принцесса сплела пальцы, на лбу ее выступили капельки пота. Врач хотел поддержать ее, но мусульманка энергично остановила его. Взглянув на балкон, она заявила интригующим тоном:

— Ты готов к тому, чтобы выслушать невероятные вещи и предположения от человека, которому необходимо высказаться, пусть это и выглядело бы полным абсурдом?

— Ты прекрасно знаешь, что да, потому что меня всегда тянуло ко всему таинственному, однако меня тревожат твои слова и выражение лица, с которым ты все это говоришь.

Глаза принцессы на мгновение вспыхнули.

— Слушай внимательно и постарайся по-настоящему вникнуть в мои слова, потому что искреннее сочувствие обостряет память. Уже давно я подозреваю, что лечебные навыки, которыми открыто кичится эта богомолка — они-де даны ей свыше, — имеют какую-то связь с исчезнувшей библиотекой аль-Мутамида [41], последнего мусульманского владыки Севильи. В обители Сан-Клементе, которая была некогда летним дворцом эмиров Исбилии [42], остается много секретов, душераздирающих драм и потайных помещений, закрытых на замок.

Врач беспокойно пошевелился в кресле, находясь в душевном смятении. Это утро было переполнено неожиданностями. Но последнее откровение слишком обострило его и без того безмерные чувства к девушке, затмевая здравый смысл. Тем не менее он подавил изумление и спросил доверительно:

— Монахиня-христианка интересуется исламской наукой? Мне кажется это чушью, Субаида. Эти добрые женщины никогда не испытывали интереса к древним наукам. Исследователи европейских университетов отправляются в Толедо, чтобы приобщиться к науке в Кордове, где со времен калифов тайно хранится едва ли сотня палимпсестов