Пророчество - [2]

Теперь все притихли, зато пацан, поселившийся у Прудника за стеной, регулярно среди ночи врубает музыку и начинает подпевать – нет, скорее, подкрикивать. Уяснив, что выставить из общаги в ближайшее время его никто не сможет, пацан сильно забурел и стал прямым текстом посылать сержанта, когда тот, опять же среди ночи и при полной форме, стучался к нему, требуя прекратить безобразие. «Эту музыку нельзя слушать тихо, господин селянин!» – послышалось в ответ из-за двери во время последнего инцидента, и было это не далее как прошлой ночью.

Поэтому, как и его напарник, сержант Прудник, кипевший бессильной яростью, больше всего хотел на ком-нибудь оторваться и очень надеялся на то, что нарушитель общественного спокойствия, вломившийся в чужое помещение и своевольничавший там, начнет оказывать сопротивление слугам закона при исполнении служебных обязанностей.

Сержант Прудник, бросив быстрый взгляд на сержанта Малышева, многозначительно поправил на плече ремень автомата – в последнее время патрульных обязали постоянно носить серьезное огнестрельное оружие.

Сержант Малышев жестом ковбоя поправил кобуру, звякнув при этом наручниками, закрепленными на ремне, и слегка постучал резиновой дубинкой о ладонь левой руки. Нужное окно он так и не вычислил: должно быть, оно выходило не на улицу, а во двор, на другую сторону здания.

Обоим копам, чью власть в пределах их собственных семей и мест проживания никто особо не спешил признавать, не терпелось доказать свою значимость если не всему свету и даже не всему Конотопу, то хотя бы одному отдельно взятому пьяному дебоширу.

– Погнали! – коротко приказал Малышев.

В составе патруля он числился старшим.

Стоя у бронированной двери указанной в вызове квартиры, полицейские некоторое время прислушивались, пытаясь понять, что, собственно, происходит внутри. Оба знали по опыту: звуки ссоры или потасовки обычно проникают даже сквозь двойные двери. А судя по информации оперативного дежурного по городу, здесь происходила именно драка.

Разнимать дерущихся сержанты любили как по отдельности, так и вместе, когда им доводилось выезжать на происшествие в паре.

Однако за дверью стояла тишина. Губы Малышева непроизвольно скривились: ну что за люди, не могли продержаться еще пару раундов до тех пор, пока патруль не явится! Да и сколько тут ехать? Дом почти в центре, сообщение было получено в семь десять вечера, а в семь двадцать они уже высаживались из машины перед подъездом. Если уж разборки увенчались дракой, то нормальные люди не прекращают выяснять отношения так быстро…

Малышев опять стукнул дубинкой по левой ладони, на сей раз раздраженно.

Прудник, уловив настроение напарника, пожал плечами и решительно утопил указательным пальцем – под ногтем серела грязная бороздка – кнопку дверного звонка. Утопил до упора и держал, наслаждаясь непрерывным пронзительным звоном. Правильно, нечего тут! Это вам не гости, открывайте немедленно – полиция!

Дверь и в самом деле быстро открылась, но Прудник, охваченный каким-то внезапным и необъяснимым мстительным чувством, не спешил убирать палец, еще сильнее нажимая на кнопку звонка. Тем временем Малышев, не ожидая особого приглашения – в конце-концов, вызывали же, бляха-муха! – шагнул в прихожую, оттеснив от двери брюнетку средних лет в светло-серых трикотажных штанах и синтетической кофте того же оттенка с подростковым капюшоном. Этот фасончик, сварганенный «в струю» местными умельцами, нисколько не молодил хозяйку дома. С точки зрения сержанта Малышева, он, наоборот, лишь подчеркивал ее возраст и говорил о стремлении угнаться за утраченной молодостью. Хотя, присмотревшись к ней при комнатном освещении, Малышев отметил: хозяйка вовсе не так стара, как ему показалось, просто она, как говорится, изрядно потаскана. И выглядит гораздо старше своих лет либо потому, что вовсе не следит за собой, либо не в курсе, как это делается.

Малышев знал толк в таких вещах: его жена работала в салоне красоты, дома валялась куча соответствующих журнальчиков с фото гламурных женщин и парнишек, которых сам блюститель порядка безапелляционно называл «пидоры», поскольку на самом деле так считал. К тому же жена подрабатывала на дому – делала прически – и время от времени уединялась в кухне с очередной клиенткой.

Первое, что бросилось в глаза сержанту, – женщина не выглядела испуганной. Да, тревога в глазах, немного смущена. Но не похоже, чтобы здесь и сейчас происходила драка. Наоборот, сержант Малышев буквально окунулся в атмосферу мещанского покоя, уюта и достатка, какие и сам был бы не прочь иметь – и заимеет, если накрепко вцепится в службу. А он такой: если во что-нибудь вцепится – не оторвешь.

– Сержант Малышев, – не столько представился, сколько выплюнул он. – Полицию вы вызывали?

– Может, хватит уже звонить? – В голосе женщины прозвучало раздражение.

Это еще больше насторожило видавшего виды Малышева. Не так уж она и рада их быстрому появлению, и вообще, она скорее утомлена, чем напугана, и очень хочет, чтобы полицейские поскорее выполнили свою работу. Да только работы для себя Малышев тут не видел. По крайней мере пока.