Прорицатель - [4]

Дотим некоторое время тупо смотрел на него.

— А откуда ты знаешь?

— Ты спросил — я ответил. — Калхас пожал плечами. — Мне самому трудно понять, как это получается.

— Хорошо. Где я ночевал три дня назад?

— В Орхомене.

— Точно! Может быть ты знаешь и то, зачем я сюда приехал?

Калхас наморщил лоб, а потом отрицательно показал головой:

— Нет. Этого я не знаю.

— Ха! А ведь это самое простое. — Дотим в восторге хлопнул себя по колену. — Я нанимаю солдат. Кстати, весьма удачно и выгодно. Считай, что уже нанял. Тот талант — сэкономленные деньги. — Он внимательно посмотрел на Калхаса. — Правду говорил твой хозяин. И все равно удивительно… Тимомах, у тебя в доме сидит настоящее сокровище.

— Э! — Тимомах махнул рукой. — Это все баловство. Такое у него получается редко. Просто сегодня что-то нашло.

— Не прибедняйся. Такое «что-то» на меня не находило ни разу в жизни. — Дотим взял чистую глиняную кружку, наполнил ее до краев вином и протянул Калхасу: — На, пей. Пей за наше с тобой старое знакомство.

Калхас неожиданно обнаружил, что глаза у наемника стали совершенно трезвыми. После первой кружки Дотим налил вторую, опять заставил пастуха пить и внимательно наблюдал за тем, как тот это делает.

— У него крепкая голова, — удовлетворенно произнес он в конце концов. — И хорошее тело. Вот что, Тимомах, отпусти его со мной!

— Не-ет, — вяло протянул хозяин. — Не отпущу.

— Почему? У тебя мало работников? Я дам тебе за него деньги!

— У меня много работников и много денег. Я просто не хочу, чтобы он шел в наемники. Не уговаривай меня. — Тимомах повернулся к Калхасу. — Думаю, ты со мной согласен.

Калхас неопределенно мотнул головой, ощущая, как шарик из прохладного становится щекочуще-теплым.

— Хорошо, не буду уговаривать. Пастух все равно не поймет воина до тех пор, пока им не станет. — Дотим указал пальцем на свои беззубые десны: — Если ты, Тимомах, думаешь, что вот это — слишком большая цена за все, мной увиденное, за все, что я пережил, то страшно ошибаешься. Часто за это платят жизнью, и причем нисколько не жалеют…

Разговор на некоторое время стих. Дотим возмущенно сжал губы и смотрел куда-то поверх Тимомаха, а его спутники, по-видимому, насытившись, впали в дремотное состояние.

— Так для кого ты набираешь солдат? — неожиданно для себя спросил Калхас.

Дотим оживился.

— Для Эвмена. Для самого доблестного человека из тех, кто воюет сейчас в Азии. Собираю не просто так. Это воля Полисперхонта, нового регента. — Он напыщенно выпятил губы. — Все меняется! Пердикка был другом Эвмена, его убили. Старик Антипатр, следующий регент, готов был живьем съесть Эвмена, но он тоже умер. Полисперхонт получил регентство из рук Антипатра, однако без помощи Эвмена сделать он не может ничего. Здесь, в Греции, ему мешает Кассандр. Там, в Азии — Антигон и Птолемей… Эге, ты слушаешь меня?

— Слушаю, — Калхас улыбнулся. — Но я всегда путался в этих именах.

Дотим всплеснул руками.

— Полисперхонт заявляет о восстановлении греческой свободы, а ты говоришь, что путаешься в именах! Здесь всегда народ был дик, но чтобы настолько!.. Внимай, прорицатель; Эвмен — единственный грек, которого слушался Александр. Македонец сделал его архиграмматиком, Эвмен вел все царские денежные дела. Потом Эвмен стал военачальником, а после смерти Македонца Пердикка отдал ему сатрапию Каппадокию. Когда против Пердикки поднялись сатрапы, Эвмен был единственным, кто помогал законному регенту. Он победил Неоптолема и Кратера — знаменитых полководцев Александра. А сейчас, когда державу рвут на части все, кому не лень, он — единственный человек, который может спасти нас от варварской резни, где каждый станет сам за себя! — Дотим, явно довольный произнесенной речью, стукнул себя кулаком в грудь. — И я ему помогу! Я нанял на деньги регента три сотни аркадских пастухов, таких же как ты, Калхас. Крутить пращи лучше, чем аркадяне, не умеет никто. Ни Антигон, ни Кассандр не могут похвастаться, что у них есть три сотни аркадян! Эти пастухи уже в Эпидавре. Завтра я еду туда и мы отплываем к Эвмену. Лето кончается — самая пора. Вот так!

— Все это очень хорошо, — скептически сказал Тимомах. — Но уж очень далеко и… чужое там все, Дотим. Ни мне, ни моим сыновьям, ни Калхасу нет никакого интереса плыть к этому Эвмену, пусть он даже грек. Македоняне ссорятся друг с другом — и ладно. Нам же от этого легче.

Дотим безнадежно махнул рукой.

— Сидите. Ничего больше не скажу. Только знайте: в Мегалополе, у вас под боком, стоят Кассандровцы, а в Мантинее — сторонники регента. Так что Аркадия скоро услышит шум, которого никто из вас не помнит!

Тимомах, насупившись, смотрел в свою кружку.

— Ну что же. Если хозяин не против, — Дотим налил вина себе и своим спутникам. Потом, подумав, плеснул Калхасу: — Давай, прорицатель, выпьем перед сном. Выпьем за мое здоровье. Когда я еще буду ночевать в Аркадии!

Калхас никак не мог уснуть. Впечатлений в этот день было слишком много и они не желали укладываться в голове. Перед глазами проплывали фантастические картины, где Гермеса сменял Дотим, потом Эвмен, отчего-то очень похожий на Гермеса, затем сам Калхас — то с мечом, то с жезлом в руке. Нет, македонские сатрапы по-прежнему отпугивали его, и все же слова пастушьего бога о шаге, который предстоит сделать, наложились на вечерний разговор, лишив душу покоя. Калхас пытался молиться Гермесу, однако слова путались, а молитвенное настроение не приходило. Наконец Калхас решил, что в доме слишком душно и вышел на улицу.