Проповедь и преподавание по Ветхому Завету - [44]

Но всё же это происходит. Это иногда случается и с нами — если быть до конца честными. Временами мы тоже плачем. Мы снова и снова обращаемся к Богу, но ответа нет. Поэтому мысли о Боге скорее тревожат нас, чем утешают. И это не исцеляет нас, а причиняет нам дополнительную боль.

Возможно, мы даже теряем сон и, как псалмопевец (ст. 5), считаем, что Бог нас лишил сна, что Он не позволяет нам сомкнуть глаз, чтобы продлить наше страдание. Глубокий сон может быть спасением от душевного страдания, но Бог лишает нас и этого. Вместо этого мы лежим в кровати и размышляем о лучших песнях лучших дней (ст. 6–7) — но и это не помогает. Мы можем заставить себя молчать, но наше сердце безостановочно стучит и своим ритмом выбивает наши жалобы. Удар за ударом. Удар за ударом. Удар за ударом.

В конце концов в наших душах рождается серьёзный вопрос. Его не избежать. Он вырывается, сопровождаемый шестью риторическими «служанками» в ст. 7–9:

1. Неужели навсегда отринул Господь?

2. Неужели Он не будет более благоволить?

3. Неужели навсегда перестала милость Его?

4. Неужели пресеклось слово Его в род и род?

5. Неужели Бог забыл миловать?

6. Неужели во гневе затворил щедроты Свои?

Вот! Теперь всё вышло наружу. Все дурные предчувствия всплыли на поверхность. Они кипят, их невозможно сдержать. Несомненно, ответ на эти вопросы — «нет», но остался намёк на нечто иное, что скрыто под поверхностью, — очень серьёзный вопрос, бурлящий в глубине души.

Вы видите, в чём настоящая проблема? Это — сомнение. Псалмопевец говорит: «Вот моя боль. Там мой Бог. Я зову. Но где Его ответ? Он когда-нибудь ответит?»

Он отверг меня?

Он забыл меня?

Где же Его любовь?

Где Его обещания?

А Его милость?

Это весь Его гнев?

И это всё, чего я могу ожидать от Него?

Мрачное сомнение — а заботится ли Он вообще?

Будьте уверены, это не сомнение в том, что Бог существует. Асаф в этом не сомневается. Такое сомнение — продукт современности, в древности в существовании Бога не сомневались. Это сомнение появляется после эпохи Просвещения и по своей природе не является библейским. Асаф же сомневается в том, что Бог заботится о нём и о его народе.

Опять-таки, подобные борения не чужды христианам. Бывают времена, когда мы желаем знать, где Бог и что Он делает. Как Он может поступать с нами таким образом? Как Он мог оставить нас, когда, кажется, земля уходит из-под ног? Почему Бог такой противоречивый и непостоянный?

Да, мы признаём, что у нас бывают времена сомнений, и учимся у псалмопевца тому, что о них лучше говорить, чем пытаться их заглушать. Конечно же, здесь нам нужно быть осторожными. Когда Асаф даёт нам право выражать эмоции перед Богом, он не даёт нам права грешить, когда мы это делаем. Иногда он кается в своих эмоциях (см. Пс. 72:21–22).

Об этом мудро сказал Александер МакЛарен: «Сомнения лучше высказывать прямо, чем оставлять их в сердце, где они будет распространяться и омрачать всё вокруг, подобно ядовитому туману… когда мы выражаем сомнения, мы будто прорываем канал в болоте, чтобы вода могла течь».[100]

И это то, на что похожи ст. 1-10, - они похожи на воду, текущую из болота смущённых, страдающих души и разума Асафа. Эти слова дают выход его эмоциям и боли, с их помощью он выражает свои сомнения.

Если бы мы остановились здесь, в конце ст. 10, мы остались бы в очень сложном положении. Мы остались бы в пустоте и неверии. Но мы не останавливаемся! Посмотрите на ст. 11–16.

Божий народ стремится очистить своё видение (ст. 11–16)

В ст. 11–16 мы видим, что Божьи люди, выражая свою боль, пытаются также очистить своё видение (свой взгляд). Ст. 11 — поворотная точка в псалме. Он звучит не совсем понятно; его можно прочитать таким образом: «Вот моё горе — изменение правой руки Всевышнего». В таком случае мысль о том, что Бог изменился, логически связана с предыдущими жалобами. Из этого следует, что нет ничего надёжного, на что можно было бы опереться, поскольку Бог непостоянен.

Или этот стих может звучать так: «Вот к чему я взываю: к летам десницы Всевышнего», то есть как обращение к постоянству Бога (версия NIV). В данном случае этот стих служит связующим звеном между двумя частями псалма и поворотным пунктом. Он разворачивает нас от отчаянного самосозерцания (и возможной тщетности) к поднимающему наш дух размышлению (и новому подтверждению веры).

Псалмопевец говорит, что он думает (ст. 11, в Синод, пер. «И сказал я»; прим. пер.), вспоминает (ст. 12), размышляет и вникает (ст. 13) в дела Божьи — не в себя, не в свою боль, не в своё состояние. Нет, сейчас он прилагает величайшие усилия, чтобы размышлять о Боге.

Акцент на эти усилия делается при помощи повторения глаголов в ст. 12–13: вспоминать/вспоминать, вникать/размышлять. Это усиливает намерение псалмопевца. Он понимает, что в его битве с сомнениями и отчаянием единственным подкреплением может быть постоянное сражение за то, чтобы в первую очередь помнить и размышлять о Боге. Это стратегия Асафа и для него самого, и для его народа.[101]

Однажды я обнаружил, что в Еврейской Библии отсутствует слово сомнение. С другой стороны, множество слов выражают удивление, изумление и восхищение тем, кем является Бог и что Он совершает. «Таким образом, превосходящее всякое разумение величие Божье препятствует силе сомнения, исходящего из желания основать свою собственную независимую династию».