Пропавшие девочки - [83]
– Ты схитрила, – говорит он.
– Я уже слишком старая, чтоб лазить через забор, – отвечаю я.
– Понятно. Форт все равно завален старой мебелью. Стулья выглядят довольно угрожающе.
Наступает тишина. Паркер выходит на порог и закрывает за собой дверь, но между нами все еще несколько футов, и я чувствую каждый дюйм. Я убираю волосы за уши, на секунду чувствую под пальцами шрамы, как бывало, когда я была ею.
Все дело в чувстве вины, объяснил мне доктор Личми. Вина – это очень сильная эмоция. Она заставляет тебя видеть то, чего нет на самом деле.
– Значит, ты дома, – говорю я, когда тишина затягивается.
– Только на выходные. – Он садится на старые качели, которые трещат под его весом. После минутного замешательства он указывает на подушку рядом с собой и добавляет: – У отчима день рождения. Кроме того, Уилкокс умолял помочь с закрытием парка. Он даже предложил оплатить мне перелет.
Завтра ФэнЛэнд закроется на зиму. Я была там только однажды за последнее время, вместе с Мэдлин Сноу. Было невыносимо терпеть все эти взгляды, мягкие и опасливые, словно я какой-то старинный артефакт, который может рассыпаться в прах, если неправильно с ним обращаться. Даже Принцесса вела себя очень мило со мной.
Уилкокс оставил мне несколько сообщений с вопросом, приду ли я помочь с закрытием и принять участие в вечеринке с пиццей. Я пока не ответила.
Паркер отталкивается от пола и качает нас. При каждом его движении наши колени сталкиваются.
– Как дела? – спрашивает он тихо.
Я засовываю руки в рукава. Пахнет его привычным запахом, и я разрываюсь между желаниями уткнуться лицом ему в шею и убежать.
– Нормально, – отвечаю я. – Лучше.
– Хорошо. – Он смотрит в сторону. Солнце садится за деревья, потягивая сквозь ветви золотые лучи. – Я волновался за тебя.
– Ну, я в порядке, – отвечаю я слишком громко. Волнуется – значит, что-то не в порядке. Волнуются родители и мозгоправы. Именно поэтому я не хотела видеться с Паркером до его отъезда в Нью-Йорк и не отвечала на сообщения, которые он присылал мне, пока был в колледже. Но ему, кажется, больно, и я решаю добавить: – Как тебе Нью-Йорк?
С минуту он обдумывает свой ответ.
– Громко, – отвечает он, и я смеюсь. – И крысы там все же есть, хоть они пока и не нападали на меня, – он замолкает. – Даре там понравилось бы.
Это имя падает между нами, словно тень, заслоняющая солнце. Мне сразу становится холодно.
– Слушай, – начинает он осторожно. – Я хочу поговорить с тобой обо всем, что случилось этим летом, – он прочищает горло. – О том, что случилось между…
Он показывает пальцем на себя и на меня.
– Ладно.
Лучше бы я не приходила. Я жду, что он скажет, что это было ошибкой. И он хочет остаться друзьями.
«Я волновался о тебе, Ник».
– Ты… – Он говорит так тихо, что я вынуждена наклониться к нему. – Я хотел сказать, ты помнишь?
– По большей части, – отвечаю я. – Но иногда все это кажется… нереальным.
Мы снова молчим. Он поворачивается ко мне. Мы так близко, что я могу разглядеть крошечный треугольный шрам, где во время игры во фризби ему однажды заехали локтем в нос. Так близко, что я могу разглядеть щетину на его челюсти. И его ресницы.
– А как насчет поцелуя? – спрашивает он хрипло, как будто долго молчал. – Он был реальным?
Внезапно я начинаю бояться: того, что может произойти дальше, а может и не произойти.
– Паркер, – начинаю я, но не знаю, как закончить. Я хочу сказать, но не могу. Я так сильно хочу это сказать.
– Я говорил тогда искренне, – быстро говорит он, не давая мне возразить. – Думаю, я всегда любил тебя.
Я смотрю вниз, моргая и пытаясь загнать назад слезы. Не знаю, что я чувствую: радость, вину, облегчение или все сразу.
– Мне страшно, – удается мне выговорить. – Иногда мне кажется, что я все еще не в себе.
– Мы все иногда сходим с ума, – говорит Паркер. Он берет меня за руку и переплетает наши пальцы. – Вспомни, как я все лето спал на улице, когда мои родители развелись.
Я не могу сдержать смех сквозь слезы, вспоминая тощего Паркера с серьезным лицом и как мы, сидя в синей палатке, поедали печенье прямо из коробки, а Дара всегда высыпала крошки себе прямо на язык. Я пытаюсь вытереть слезы, но это не помогает. Они все текут и текут, обжигая мне горло и грудь.
– Я скучаю, – говорю я. – Я так сильно по ней скучаю.
– Я знаю, – мягко говорит Паркер, сжимая мою руку. – Я тоже скучаю по ней.
Мы долго сидим так, бок о бок, взявшись за руки, пока сверчки не начинают свою песню, повинуясь тому же закону, по которому солнце садится, а луна занимает ее место; по которому зима сменяет осень, а потом уступает свое место весне; по которому за концом всегда следует начало.
– О боже мой. – Эвери, дочь Шерил, которая в скором времени, возможно, станет моей сводной сестрой, качает головой. – Поверить не могу, что тебе пришлось здесь работать все лето. Я работала в страховой компании отца. Можешь себе представить? – Она делает вид, что прислоняет трубку к уху. – Здравствуйте. Благодарим вас за звонок в «Шредер и Калис». И так сорок раз в день. Мать моя! Это что, бассейн с искусственными волнами?
