Пропавшие девочки - [21]

– Ник, – автоматически поправляю я.

– Что тут происходит?

Мама, так и не успев завершить макияж, спускается по ступеням. Из-за тонального крема она кажется бледной, а брови и ресницы, и без того не слишком темные, вообще почти исчезли. Все ее лицо похоже на тусклую маску. Поверх брюк на ней банный халат.

– Не знаю, – отвечаю я.

Одновременно со мной женщина-коп произносит:

– Прошлой ночью на заброшенной стройке у реки Саскавачи была вечеринка. – Она поднимает толстовку чуть выше. – Там мы и сняли вот это с вашей дочери.

– Ник, – мама уже внизу и направляется к нам, туже затягивая пояс халата, – это правда?

– Нет. В смысле, я не знаю. В смысле…

Я делаю глубокий вдох.

– Меня там не было.

Полицейский переводит глаза с меня на толстовку и обратно:

– Это твое?

– Это очевидно, – отвечаю я, начиная выходить из себя. Дара. Как всегда, эта чертова Дара. Несмотря на аварию, несмотря на все случившееся, она просто не может не влипать в истории. Это словно подпитывает ее изнутри, как будто она черпает энергию из хаоса. – На ней же мое имя. Но меня там не было. Я была дома прошлым вечером.

– Сомневаюсь, что толстовка пришла в «Пивнушку» сама, – говорит коп, самодовольно усмехаясь, словно удачно пошутила.

Меня раздражает, что она использует слово «Пивнушка». Это наше название, глупое прозвище, которое случайно прижилось. Неприятно осознавать, что она об этом знает. Как будто доктор лезет руками тебе в рот.

– Ну, тогда это загадка, – отвечаю я, выхватывая у нее из рук свою толстовку, – но вы же коп. Вы обязательно разберетесь.

– Ник, – теперь мамин голос звучит жестко, – прекрати.

Обе они пялятся на меня с одинаковым выражением недоумения на лицах. Не знаю, где взрослых этому учат. Может, это часть программы в колледже? Я едва сдерживаюсь, чтобы не выпалить им всю правду: как Дара спускается по решетке вместо лестницы, как она, видимо, стащила мою толстовку, а потом напилась и забыла ее там.

Но много лет назад, когда мы с Дарой были детьми, мы поклялись никогда не выдавать друг друга. Никакого официального соглашения, не было даже клятвы на мизинцах. Но было какое-то негласное понимание между нами, глубже, чем все, что можно произнести вслух.

Даже тогда, когда она начала влипать в неприятности, когда я стала находить у нее на подоконнике окурки и маленькие пакетики с непонятными таблетками, спрятанные под подставкой для карандашей на ее столе, я никому не сказала. Иногда это просто меня убивало. Я лежала без сна и прислушивалась к скрипу решетки за окном, приглушенным взрывам смеха и шуму двигателя, уносящегося в ночь. Но я не могла рассказать родителям, я чувствовала, что разрушу этим нечто, что невозможно будет восстановить.

Как будто, пока я храню ее секреты, она в безопасности. Она моя.

Поэтому я говорю:

– Ладно. Да, ладно. Я была там.

– Не могу в это поверить. – Мама делает пол-оборота. – Сначала Дара. Теперь ты. Я просто, на хрен, не могу в это поверить. Простите, – последние слова обращены к копу, которая даже не моргнула.

– Да это не так уж и серьезно, мам. – Как же глупо оправдываться за то, что ты даже не совершал. – Народ постоянно тусуется в «Пивнушке».

– Но это незаконное проникновение, – говорит коп. Она явно в восторге от себя в этот момент.

– Это очень серьезно, Ник. – Мамин голос становится все выше и выше. Когда она злится, кажется, что она не говорит, а свистит. – После того что случилось в марте, все очень серьезно.

– Если ты пила, – подхватывает коп (они с мамой прямо гребаная команда), – ты могла попасть в беду.

– Но я не пила. – Я бросаю на нее взгляд, надеясь, что она исполнила роль злого полицейского и теперь наконец отвалит.

Но она неподвижно и твердо стоит на своем месте, словно каменная глыба.

– Ты когда-нибудь занималась общественными работами, Николь?

Я впиваюсь в нее взглядом.

– Вы шутите, – отвечаю я. – Это вам не «Судья Джуди»[9], вы не можете заставить меня…

– Я не могу заставить тебя, – прерывает она, – но я могу попросить тебя. И могу предупредить тебя, что, если ты откажешься помочь, я напишу в рапорте о том, что ты участвовала во вчерашней вечеринке в «Пивнушке». Мне кажется, толстовки вполне достаточно, чтобы это подтвердить, – на секунду выражение ее лица смягчается. – Слушай, мы просто пытаемся заботиться о вашей безопасности.

– Она права, Ник, – говорит мама сдавленным голосом. – Она просто делает свою работу. Этого больше не повторится, – добавляет мама, обращаясь к копу. – Правда, Ник?

Я не собираюсь клясться не повторять того, что я и в первый-то раз не делала.

– Я опаздываю на работу, – отвечаю я, закидывая сумку на плечо.

На секунду мне кажется, что коп собирается меня остановить. Но она отступает, и я наслаждаюсь триумфом, как будто действительно что-то натворила, но смогла избежать ответственности.

Но, когда я прохожу мимо нее, она хватает меня за локоть.

– Подожди минутку. – Она сует мне в руку свернутую листовку, которая выглядит так, словно ее весь день таскали в заднем кармане. – Ты помогаешь мне – я помогаю тебе. Увидимся завтра.

Пересекая лужайку перед домом, я расправляю листовку.

«Помогите найти Мэдлин Сноу».