Пропавшие девочки - [17]

Возможно, она всегда вызывала во мне это чувство, но признать это я смогла только после аварии.

Я натягиваю свои лучшие узкие джинсы и удивляюсь тому, как они сидят. Как ни странно, хоть я и пробыла дома, я, похоже, похудела. Но в украшенном стразами топе и в любимых тяжелых ботинках я выгляжу неплохо, особенно издалека.

Спускаясь в ванную, я вижу, что дверь Ник все еще закрыта. Прислоняюсь к ней ухом, но ничего не слышу. Возможно, она уже ушла на вечеринку. Я представляю, как она смеется, стоя рядом с Паркером. Возможно, они соревнуются, кто дальше забросит свою банку от пива.

Мой мозг выдает целую серию воспоминаний о времени, проведенном вместе: я на трехколесном велосипеде изо всех сил стараюсь угнаться за Паркером и Ник, крутящими педали на своих новеньких сияющих двухколесниках; я наблюдаю с бортика бассейна за тем, как они играют в мяч, – слишком маленькая, чтобы присоединиться к ним; Ник и Паркер хохочут над своей особой шуткой, которую я не в состоянии понять.

Иногда мне даже кажется, что я вовсе и не влюблялась в Паркера. Иногда мне кажется, что все это было из-за Ник. Чтобы в конце концов доказать ей, что я могу быть наравне с ней.

Внизу, на кухне, мама разговаривает по телефону (видимо, с тетей Джекки). Кроме нее, мама никому не звонит. За ее спиной почти беззвучно работает телевизор, и меня подбрасывает, когда на экране появляется знакомый отрезок шоссе, недалеко от того места, где Ник едва не убила нас, въехав в участок скалы. В этом месте полно копов, как, видимо, было и после нашей аварии. Картину довершают мигалки и сирены, придавая происходящему сходство с фильмом ужасов. По нижней части экрана бегут слова: «Полиция развернула масштабные поиски девятилетней…»

– Да, конечно. Мы ожидали периода адаптации, но…

Мама прерывается, когда замечает меня. Она указывает на упаковку с лазаньей «Стауфер» на кухонном столе и на микроволновку, беззвучно спрашивая: «Ужин?» В наступившей тишине я могу расслышать голос диктора: «Полицейские ищут свидетелей и улики исчезновения Мэдлин Сноу, которая пропала в воскресенье ночью…» Я отрицательно качаю головой, и она отворачивается. Голос стихает, по мере того как она удаляется.

– Но я держусь. Дом снова становится похожим на тот, каким он был прежде.

Я выключаю телевизор и, выходя из дома, захватываю любимое худи Ник, в котором она обычно играет в хоккей на траве. Хоть мода на них и прошла еще в середине девяностых, капюшон поможет мне скрыть шрамы. Кроме того, меня волнует сама возможность носить одежду сестры без спроса, как будто вместе с ней я могу натянуть на себя и другую личность. Кофта все еще хранит запах Ник – это не духи, она никогда ими не пользуется, а кокосовый шампунь и некий неопределенный аромат чистоты, свежего воздуха и спортивных достижений.

Надвинув капюшон и завязав его под подбородком, я ступаю по скользкой траве, наслаждаясь влажными прикосновениями к своим лодыжкам, и чувствую, как роса пропитывает мои джинсы. Я чувствую себя грабителем или тайным агентом на задании. Моя машина заблокирована маминой «Субару», но я не хочу просить ее отъехать, ведь это вызовет кучу лишних вопросов и озадаченных пытливых взглядов. Я даже не уверена, что она вообще согласится. С момента аварии она наложила запрет на вождение.

Я вывожу из гаража свой древний велик, на котором не каталась уже сто лет. Только раз, года два назад, в шутку, когда мы с Арианой наелись грибов и Ник обнаружила нас, бьющимися в траве, словно рыбы, и задыхающимися от смеха. Сначала я чувствую себя немного неуверенно, но довольно скоро обретаю равновесие. Мои колени досаждают мне, но не больше, чем обычно. Тем более «Пивнушка» всего в паре миль.

«Пивнушкой» на самом деле называют реку Саскавачи. В прошлом десятилетии, когда в наш округ хлынули риелторы и спекулянты, словно армия помешанной на деньгах саранчи, было решено вырубить лес и построить вдоль берега в самом центре Сомервилля аккуратный ряд магазинов, кофеен, картинных галерей, дорогих ресторанов.

План был одобрен, и материалы доставлены, но жители взбунтовались. Видимо, для исторического города угроза появления новых зданий, новых парковок и машин, везущих волну новых людей, оказалась слишком серьезной. Сомервилльцам удалось добиться того, чтобы вся территория к западу от реки получила статус национального парка. Странно, что городской совет до сих пор не обязал нас носить юбки с кринолинами.

Видимо, кто-то должен был убрать горы гравия и бетона. Но никто так и не соизволил это сделать. Осталась даже каска, которую народ, тусующийся здесь, почему-то сохранил.

Я слышу звуки вечеринки, как только сворачиваю с дороги в лес на тропинку. Ее проложили подростки с велосипедами (а Крис Хэндлер даже проезжал здесь на вездеходе), ошивающиеся тут каждую пятницу. В лесу воздух прохладнее, а мокрые листья шлепают по моим икрам и бедрам, пока я пробираюсь вглубь, крепко сжимая ручки велосипеда, чтобы не вылететь из седла. Вскоре я различаю за деревьями огоньки – люди передвигаются, используя свои телефоны вместо фонариков. Тогда я слезаю с велосипеда и оставляю его в траве, рядом с другим двухколесным транспортом.