Пропавшее войско - [122]

Ксен прикусил губу и отвернулся, чтобы скрыть слезы.

Я сочувствовала ему: ведь заканчивалось увлекательное приключение, горячечные мечты о величии и славе, бурные ночи любви. Все рушилось, разбивалось вдребезги — день за днем.

Ксен, казалось, становился все больше одержим религией, самой большой его заботой был поиск жертвенных животных, по еще теплым внутренностям которых он сам пытался истолковать волю богов, иногда пользуясь помощью прорицателей и провидцев. Прекрасный сон медленно умирал, постепенно превращаясь в серую, однообразную реальность.

А армия страдала от голода.

Твердую оплату воинам обещали только после того, как они доберутся до места сбора, а посему для того, чтобы выжить, парни снова взялись за старое: совершали набеги в глубь страны, грабили владения персидских вельмож, живших в поместьях и дворцах.

Во время одного из таких нападений смертельно ранили Агасия-стимфалийца, отважного воина, героя тысяч битв, верного товарища. Ксен не смог прийти ему на помощь: он находился в другом месте; в любом случае поделать ничего было нельзя — стрела пронзила печень. Клеанор бросился к Агасию под градом копий и прикрыл своим щитом. Я заметила их и попыталась принести материал для перевязки ран, но пришлось спрятаться за камнем в нескольких шагах от них, чтобы меня, в свою очередь, не убили. Я слышала, как стрелы стучали о глыбу, за которой я сидела, и о бронзовые доспехи Клеанора.

— Уходи, — скривился от боли Агасий. — Спасайся. Рано или поздно это должно было случиться.

— Но не так, — ответил Клеанор, рыдая. — Не так… не так…

— Все стрелы одинаковы, друг мой. Какая разница? Мы продаем свои жизни тому, кто больше заплатит, но в конце… в конце весь куш все равно достается смерти.

Клеанор закрыл ему глаза и с криком побежал к своим, готовящимся к ответной атаке.

Ксен в это время пытался надежно спрятать добычу. Он знал, что каждый раз после восхода солнца, словно отец, должен накормить своих воинов, а также богов — мясом жертвенных животных.

Через несколько дней два воина, услышав о том, что ему пришлось продать коня, и понимая, насколько главнокомандующему дорог Галис, сумели выкупить жеребца и привести прежнему хозяину: эту сцену я тоже никогда не забуду. Ксен издалека узнал его и стал звать:

— Галис! Галис!

И жеребец, мощным рывком вырвав поводья из рук конюха, галопом со ржанием бросился вперед, помахивая в воздухе хвостом.

Кажется, оба плакали, когда летописец гладил бархатную морду и горячий нос боевого друга.

Наконец, в конце весны, мы добрались до пункта назначения, и Ксен передал остатки «десяти тысяч» спартанскому полководцу Фиброну, возглавлявшему греческую армию в той войне. Спустя два года невероятных приключений красные плащи снова вступали в бой с давним врагом.

Я попрощалась с Мелиссой, она обняла меня, плача навзрыд. Ксен по очереди простился с уцелевшими друзьями: Тимасием, с глазами черными как ночь, быком Клеанором, Ксантиклом, с роскошной гривой волос, Неоном, загадочным наследником Софоса, и остальными.

И остался один.

Да, один. Потому что я перестала быть для него тем человеком, каким была до сих пор: один, потому что потерял армию, единственную свою родину, а я, конечно, не могла заполнить для него образовавшуюся огромную пустоту, бездну одиночества.

Я чувствовала, что на этом заканчивается моя история с Ксеном, история моей встречи с воином у колодца в золотистый осенний вечер, случившейся давным-давно.

Несмотря на это, мы вместе — втроем со слугой — и почти не разговаривая, добрались до приморского города, где он рассчитывал получить известия из дома.

И он их получил.

У жреца храма Артемиды для него хранилось письмо. Летописец сел на мраморную скамью и стал сосредоточенно читать. Я стояла молча и ждала своего приговора.

Наконец, не выдержав напряжения, от которого сердце словно зажимало тисками, я произнесла:

— Надеюсь, ничего плохого не произошло?

— Нет. У моей семьи все хорошо.

— Я рада.

Ксен как будто колебался какое-то время.

— Что-то еще?

— Да, — ответил он, потупив взор, — у меня теперь есть жена.

Я почувствовала, как сердце замерло в груди, но взяла себя в руки:

— Прости… что значит «есть жена»?

— Родители выбрали для меня невесту, и придется жениться на ней.

Слезы безудержно полились по моим щекам, и напрасно я пыталась вытереть их рукавом туники. Не будет ни Италии, ни Сицилии с прекрасными городами, которые я мечтала увидеть вместе с ним; для меня больше ничего не будет: никаких приключений, никаких путешествий — ничего.

Он посмотрел на меня ласково:

— Не плачь. Я не стану отсылать тебя прочь. Ты можешь остаться со мной… среди слуг, и мы даже иногда будем встречаться.

— Нет, — ответила я без колебаний. — У меня не получится жить такой жизнью. Но не беспокойся. Последовав за тобой, я знала, что это не навсегда, и каждый день готовилась к этому моменту.

— Ты не понимаешь, что говоришь, — нахмурился он. — Куда пойдешь одна?

— Домой. Мне больше некуда идти.

— Домой? Но ты даже не знаешь, как найти туда дорогу.

— Я найду ее. Прощай, Ксен.

Возлюбленный посмотрел на меня с глубокой грустью, и на мгновение я всем сердцем понадеялась на то, что он остановит меня, и даже спускаясь но ступенькам храма, ждала, что летописец позовет меня, мы сядем на корабль и уедем в Италию. Наконец я услышала его голос: