Пропавшее сокровище. Мир иной - [21]

Тася вновь бросилась к телефону:

— Пятидесятое отделение? Волошин звонил?… Нет?… Скажите мне его адрес или служебный телефон, немедленно!..

Но дежурный спокойно и официально сказал:

— Адресов наших бригадмильцев посторонним лицам не сообщаем.

— Я не посторонняя! — быстро и взволнованно заговорила Тася. — Меня вместе с товарищем Волошиным следователь направил к эксперту по делу о древней книге…

Дежурный не понял:

— По делу о книге? О какой книге?…

— Это книга Агафия… Византийская.

— А что случилось с этой книгой?

Тася никак не могла объяснить дежурному сложную историю появления и спасения византийской антологии Агафия. Дежурный был «не в курсе дела», и разговор получился путаный.

— Ее пытались украсть, — говорила Тася.

— Так-так. Понятно. Вы, значит, предупредили покушение? — с расстановкой спросил дежурный. Видимо, он уже что-то записывал.

— Предупредила не я, а Волошин, — безнадежно вздохнув, ответила Тася. — Разве вы об этом не знаете?

— Нет… то есть, конечно, может быть, и слыхал, но у нас каждый день происшествия… А вы, значит, эта самая Агафья Византийская и есть? Потерпевшая?…

— Нет, я свидетельница.

— Ага! Понятно…

Дежурный был озадачен и вместе с тем уже заинтересован.

— Как ваша фамилия? — спросил он.

— Березкина Анастасия, студентка…

— Подождите минутку… Не отходите от телефона.

Наступило молчание, в глубине которого булькал чей-то монотонный голос:

— А я вам говорю, товарищ старшина, точно и определенно, что в трезвом виде я не имею привычки кидаться бутылками. И это может подтвердить моя фактическая жена… А что касается моей юридической жены, то это особа антисоветского происхождения…

Минуты через три вновь послышался голос дежурного:

— Гражданка Березкина! Начальник отделения просит вас позвонить бригадмильцу Волошину по телефону Е 8-16-32.

* * *

Волошин примчался на такси. Он был взволнован не меньше, чем Тася:

— Я ничего не понял по телефону. К тому же у нас там адский шум. Какая княгиня? В чем дело?…

Тася рассказала ему, как она сперва припомнила имя и отчество старушки, затем имя и отчество ее бывшей барыни и, наконец, вспомнила, что видела на одной из французских книг экслибрис княгини Евгении Бельской.

— Ого! Да вы молодец, Настенька! Это же подвиг!.. — восхищенно воскликнул Волошин. — Если мы найдем эту княгиню, я добьюсь ходатайства о награждении вас медалью…

— …»За спасение утопающих»?

— Совершенно верно. Мы привели в действие могучую милицейскую машину, и нам угрожает опасность утонуть в многотысячных массах старушек, с которыми мы должны познакомиться.

— Ох, как жалко, что я поспешила! — с искренним сожалением воскликнула Тася.

Но, по-видимому, даже зная имя, отчество и фамилию настоящей владелицы французских книг и антологии Агафия, не так легко было в многомиллионном людском море Москвы отыскать «княгиню Евгению Феликсовну Бельскую».

Волошин безмолвствовал весь следующий день и позвонил лишь вечером.

— Ну? Говорите скорее! — крикнула в трубку Тася.

— Следы княгини Евгении Бельской найдены, — спокойно сообщил Волошин. — Но они найдены не в адресном столе, а в отделе регистрации умерших бывшего Москворецкого загса…

— Она умерла?

— Да… В тысяча девятьсот двадцать пятом году. Там же, в загсе, я узнал ее последний адрес. Она жила на Ордынке.

— Едемте сейчас же туда! — приказала Тася.

— Не могу, — устало сказал молодой бригадмилец. — Я уже две ночи не сплю из-за вашей старушки и ее бывшей барыни… Я валюсь с ног.

Но Тася была неумолима и безжалостна.

— Дайте мне адрес! Я поеду сама…

— Завтра… Вместе…

— Я сойду с ума! Вы хотите, чтоб я поседела за эту ночь?

Он рассмеялся:

— Седая девушка! И с таким характером… Мне очень хочется посмотреть на вас сейчас, но все же я отложу это удовольствие до завтрашнего дня.

Она успокоилась, в ней проснулась благодарность к этому спокойному и энергичному парню. Тася сказала:

— Простите. Я сумасшедшая.

— Вы такая, как надо.

— Идите спать… Ваня.

— Спокойной ночи, Настенька, — сказал он и повесил трубку.

В домике на Ордынке

О дореволюционном «купеческом Замоскворечье» написано немало, и потому автор не станет здесь перечислять все отрицательные стороны «темного царства». Это сделал Александр Николаевич Островский. О новом же Замоскворечье часто пишут в газете «Вечерняя Москва», не так красочно, как Островский, но все же достаточно подробно.

Автор только ненадолго остановится вместе с читателем возле маленького одноэтажного домика за зеленым палисадом на одной из самых замоскворецких улиц (если так можно выразиться), на Большой Ордынке. Окруженный многоэтажными домами, этот старый домик производил впечатление барыни и няни с известного полотна «Все в прошлом», попавших в современную Москву. Когда-то этот домик был нарядным купеческим особнячком средней руки. Сейчас, забытый жилуправлением, он пришел в упадок, но населен тем не менее густо. В то утро, когда Волошин и Тася остановились у его палисада, самая юная часть обитателей домика под присмотром старушек играла во дворе в салки или, в зависимости от настроения, пела, дралась, смеялась и плакала.

— Здесь, — сказал Волошин. — Сейчас мы выберем наиболее идейную старушку и учиним ей допрос.