Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти - [130]

Юджи подбил меня на второе интервью с Гейссманом, а ещё предложил поговорить с Денис Десьярданс — француженкой, проведшей много лет рядом с Анандамайи Ма. Денис каждый раз привозила ему красивый кашемировый свитер, который он носил в течение одного дня, а потом отдавал. Это была одна из его историй: «Ей было так обидно! Она привозила мне очень дорогой свитер из Шотландии, а я тут же его отдавал!» Она принимала его странное поведение, продолжая приезжать и снова привозить дорогущие свитера.

«Она так давно меня знает! И она провела много времени с Анандамайи Ма. Ты должен поговорить с ней», — сказал он, подойдя ко мне во время обеда и легко коснувшись моей руки. Такое прикосновение было редкостью. В то время я был привычен к более «активному» обращению. Когда он меня не метелил, его касание могло быть касанием ангела, лёгким прохладным ветерком.

Во время второго интервью Гейссман был более прямолинейным и противоречивым. Он не любил Валентину, считая её слишком «раджасичной», что на санскрите означало «вспыльчивой и агрессивной». Ему было гораздо комфортней находиться в обществе более «медитативной» женщины, какой была, к примеру, его жена. Когда-то давно во время прогулок Юджи обсуждал с ним вопрос, что ему делать с приключившейся с ним «штукой». Поскольку Гейссман был писателем, Юджи предложил ему написать об этом книгу, вылившуюся в конечном итоге в «Ошибку просветления». Гейссман отказался, так как не чувствовал, что может писать на данную тему. Он был среди тех, кто описывал воздействие слов Юджи, производимое на людей в те годы, как «чрезвычайно жёсткое». Мне многие говорили об этом. Однако были и те, кто утверждал, что он был с ними добр и мягок. Гейссман же сказал, что многие люди после бесед с ним испытывали глубокую депрессию. Записи 1967–1971 годов указывают на интенсивность, с которой он вёл беседы, — это был всё тот же Юджи, которого я знал, несмотря на то что тогда он больше опирался на разум и логику. Он постоянно резал по живому, как он это называл. Гейссман также отметил, что Юджи был продуктом традиции, согласно которой, если ты лично к чему-то пришёл, твоя обязанность — уничтожить всё, что было до тебя.

В комнате Юджи поддразнивал меня по поводу того, что я спас ему жизнь, когда он «почти сломал ноги». Затем, чтобы сбалансировать картину, сказал, что я играл с его пенисом, пока ухаживал за ним. Я ответил, что и хотел бы это сделать, но там, увы, играть уже не с чем. Я шутил с серьёзным лицом, и ему это нравилось.

— Юджи, твой внутренний свет был таким сильным, что твой главный орган ушёл внутрь прославлять его.

Ему так понравился мой ответ, что он подошёл ко мне, сел рядом на диване и заставил повторить и записать его.

После многолетних обещаний к Юджи в гости приехали два его старых друга: муж с женой. Жена рассказала мне, каково это было — находиться рядом с Юджи и Валентиной в Париже 25 лет назад. Валентина была очень опрятной женщиной с маленькими, но чрезвычайно пронзительными глазами. Юджи безжалостно над ней насмехался в присутствии других, особенно когда она стала носить теннисные туфли, как у бабушек в собрании Джидду Кришнамурти. Она очень следила за своей внешностью. Йогиня спросила, была ли она женственной. «Нет, совсем нет. Она всегда носила широкие брюки и большие свободные рубашки. Валентина была гораздо более радикальной и социально раскованной, чем болтающиеся вокруг молодые люди, ведущие жизнь хиппи. Она часто рассказывала о своей дружбе с известным французским поэтом-сюрреалистом Антонином Артраудом и о том, как она разрабатывала костюмы и декорации для его театральных постановок в Париже».

В новой квартире Юджи ещё нужно было кое-что доделать. Единственное, что никогда не менялось в его жилищах, так это простота и функциональность. В квартире имелось место для приготовления пищи, встречи с посетителями и сна. У него никогда ничего не было сверх необходимого. Если он обнаруживал что-нибудь подобное, тут же производилась генеральная уборка. На новое место жительства Юджи я пошёл вместе с Йогиней и тощим немецким парнем, присматривавшим за квартирой Юджи. Он был одним из самых ярых её поклонников и настоял на том, чтобы она пошла с нами и поучаствовала в последних приготовлениях. Парень был от неё без ума, а она умело им манипулировала, вызывая безумную ревность его бывшей подруги. Я же в течение некоторого времени умудрялся игнорировать происходящее — просто не мог воспринимать его всерьёз. Пока он прокладывал кабели под коврами, она сшивала шторы, чтобы отделить спальную зону от гостиной. Я проверял всё остальное.

Зеркало на стене при входе висело для проформы: я никогда не видел, чтобы Юджи смотрелся в зеркало. Он даже брился без зеркала, объясняя это тем, что не может соединить части лица в одно целое: «Я потерялся в чертах и не могу определить, что там происходит».

Две маленькие коробочки: одна с 35 %-ным, другая — с очень жирным кремом на средней полке холодильника, рядом с пластиковой бутылкой растворимой смеси «ананасового сока» казались очень маленькими по сравнению с огромным пустым пространством. В морозилке лежали четыре банки замороженного ананасового сока марки Dole и парочка термопакетов. Окна и двери были закрыты, спёртый воздух комнаты смешивался с идущим от ковра запахом то ли сосны, то ли клея. Тощий Немец заметил, что соседа зовут Гейст, и на немецком это означает «дух, призрак». Когда я сказал об этом Юджи, он ответил: «Призраков не существует. «Дух» сам по себе является призраком!»