Пронеси, господи! - [50]

— Вы не любите евреев?

— За что мне их любить?

— Так вы, значит, патриот?

— Несомненно. Вы это прекрасно знаете. Иначе по сей день держали бы меня в дурдоме.

— Я-то тут при чем?

— Вы-то тут и при чем. Кончим об этом.

Аракелян и впрямь забыл, с кем говорит.

— И цель моего прихода знаете?

— Почти. Точнее, уже три года как я ничего не знаю совсем наверняка. Я возвращался, знаете ли, по тонкой ниточке и… заметили меня в чувашском эгрегоре. И обхапали меня почти по всем чакрам. Особенно, — Абрикосов коснулся лба, — пострадала аджна. Так что точно я не знаю ничего.

(«Какое счастье», — подумал Аракелян.)

— Счастья никакого, — вслух ответил йог. — Вам в особенности. На вашем месте я бы вообще уходил с работы и ехал в родной Караклис. Кировакан, то есть. Или лучше в Каре, там теперь армян не режут.

Аракелян помрачнел:

— И армян вы тоже не любите?

— А за что мне любить армян? Вы, кстати, почти единственный, с которым я в жизни столкнулся. И вы же меня в психушку сунули. Так как насчет любви?

— Простите, но тут служебные соображения.

— Вот потому-то только с вами и разговариваю. Я патриот все-таки.

— Вы имеете в виду — патриот советский?

— Русский. И советский тоже, если русский нынче означает советский. Названия меняются. Была Скифия. Потом Русь. Потом Россия. Теперь СССР. Сущность та же самая — исконная, русская. А Россия для меня и для моих друзей — превыше всего. Единая и неделимая. И я ее патриот. Достаточно ясно излагаю? Или, может быть, вам это неприятно?

— Да нет, что вы, не дашнак же я. Я советский офицер. И тоже патриот. И, думаю, мы сможем договориться.

— А у меня и выхода другого нет. Точнее, для меня это самый простой выход. А вы, кстати, уже опоздали с визитом ко мне, ничего вы этому типу сделать не сможете. Разве что лично могу дать совет-другой.

— Загадками говорите, уважаемый Валериан Иванович. То есть как это ничего не можем? Я пришел вас просить о помощи в розыске опасного преступника.

— Это шпиона, которого вы в сентябре зевнули? Видите ли, просто назвать вам его нынешний адрес — с моей стороны весьма непатриотично будет, это уж я, извините, расшифровывать отказываюсь, вы мне на слово поверьте. Да и не могу я вам указать — «вот эта улица, вот этот дом», чувство ориентации у меня потеряно уже пятый год, возвращался я по тонкой ниточке, и заметили меня в татарском эгрегоре… Впрочем, это уже неважно. Короче говоря, могу дать только наводящие сведения.

— Это отчего бы?

— Вы, Игорь Мовсесович, лучше вовсе его не ловите. И препятствуйте его поимке. Уверяю вас, это будет с вашей стороны самым патриотичным поступком.

— Валериан Иванович, вы говорите с полковником госбезопасности! Думайте о возможной ответственности за свои слова!

— Я не об ответственности думаю, а о карме. А моя как раз такова, что, ежели бы вы ко мне репрессии применили, то я бы как раз ступень-другую и перепрыгнул. А вам стало бы куда как погано, скоро совсем, еще в этом воплощении.

Аракелян, всегда спокойный, внутренне несколько похолодел.

— Что ж, я и сделать вам уже ничего не могу?

— Можете. Нужно оформить московскую прописку одному мальчику из Киргизии. Его там скоро линчуют за ясновидение. А он, может, еще пригодится. Даже вам.

— Вы же патриот России — а просите за киргиза!

— Киргизия — древняя, исконно русская земля. Как и Армения, учтите это!

— А Аляска с Финляндией?

— Попрошу диссидентских разговоров в моем доме не вести!

Аракелян внутренне охнул: так с ним не разговаривало даже начальство. Но выбирать не приходилось, и нужно было извлекать пользу из этой беседы, пусть даже для себя одного.

— Так что, сделать этому мальчику прописку?

— Пишите: Ыдрыс Умералиев, тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения. Нужна хотя бы однокомнатная квартира. С телефоном, возле метро.

— А профессия?

— Тунеядец. Целитель-ясновидящий. Шаман. Что вам лучше, то и пишите.

— А нам за это что?

— Что ж, давайте менять товар на товар. Если скажете, что мой того не стоит, можете мальчику квартиры не давать. Бибисара сама попросит кого надо.

— Нет уж, пусть не просит, у нас возможности не меньше! — обиделся полковник. — Валяйте, говорите.

— Вот. Человек, которого вы сейчас пытаетесь задержать, может стать исполнителем кармы России. Но он не должен им стать, поскольку с точки зрения всемирной кармы Россия является тем самым государством, которое рано или поздно должно поглотить… Это вас уже не касается, впрочем. Вы его хорошо обложили. В вашем эгрегоре…

— У нас такого нет!

— Зря так полагаете. В эгрегоре КГБ его предвидели и вам помогали. Вы его хорошо обложили, повторяю. Но в литовском эгрегоре тоже не дремали и подсунули вам свинью на лопате…

— Так я и знал, займусь гадом этим!

— А он меньше всех виноват, его не спрашивали. Литовца, словом, не трогайте. Он еще изрядную роль в ваших делах играть будет. И избавит, хотя и против своей воли, вас от многих неприятностей. Так вот: шпион ушел у вас прямо из рук. Можете шпиона даже ловить, если вам больше делать нечего. Все равно не поймаете, хотя я дам вам зацепки. Найдите через поликлинику молодого человека, пострадавшего при сносе дома на Малой Грузинской в день, когда вы объект упустили. У парня ушиб позвоночника, он ничего не видел и не слышал, с ним можете вообще не разговаривать. Он дома лежит. Но пусть скажет, с кем он, получая травму позвоночника… время проводил. И вот уже у того… допытайтесь, может, и видела она, куда ваш объект побежал. И потом потрясите инвалидов, которые на вокзалах у касс калымят. В тот же вечер с помощью такого инвалида ваш клиент куда-то уехал. Ну, вам хватит.