Промежуточный человек - [3]

Шрифт
Интервал

Вечером, аппетитно поужинав, мы стали готовиться ко сну, разостлав спальники на каких-то ящиках. Физическая усталость приятно томила тело. В ночной тиши… В ночной тишине грохотали звуки футбольного репортажа и вопли болельщиков, залпами взрывающиеся на соседнем участке. Зато Владимир Семенович, обычно разговорчивый и оживленный, сейчас только раздраженно посапывал.

— Не помешаю? — В окошке, занавешенном полотенцем, появилась физиономия начальника ВЦ. — Владимир Семенович, я хотел бы высказать, если, конечно, позволите, в некотором роде непосредственное замечание, — начал он с присущей ему косноязычностью, — по-соседски, так сказать, в приватном порядке… Я, конечно, понимаю, дружеское участие и все там такое… Но вокруг — подчиненные, в известной степени коллектив… А вы некоторым образом, — начальник хихикнул доверительно, — как бы используете чужой труд… По мне, конечно, так даже пожалуйста… Но, сами знаете, пойдут пересуды…

Когда начальник исчез, в комнате воцарилась тишина, которую не мог заглушить даже телевизор соседей.

— Шутит? — нарушил я затянувшееся молчание. Вопрос повис в воздухе, как перегоревшая лампочка.

Куняев сопел удивительно долго. Казалось, что он заснул.

Но нет, под складками его ученого лба происходило движение мысли.

— У тебя есть знакомый художник? — спросил он наконец.

Я кивнул.

— Попроси его нарисовать на листке фанеры что-нибудь неприличное… Ну, хотя бы кукиш… Я его в окошко выставлю…

Больше, насколько мне известно, Геннадий на участок к Куняеву не ездил.


Сейчас, в разговоре о сельском доме, Геннадий ящично-фанерное сооружение Куняева, естественно, вспомнил.

— Ты понимаешь разницу?

Разницу я понимал. Я только не совсем понимал, куда он клонит. И отчего столь напористый интерес.

— Ну, не нелепость ли? — продолжил Геннадий. — Ценой неимоверных усилий и ухищрений возводить эти… курятники, по перенаселенности и звукопроницаемости превосходящие даже такое, казалось бы, уникальное творение, как панельный дом. И это… ради комфорта и тишины!..

Тут Геннадий остановился. Посмотрел на меня.

— А рядом… Что рядом, я тебя спрашиваю?.. Рядом…

Геннадий прошелся по комнате из угла в угол.

— Рядом… — торжественно произнес он и замер посреди комнаты, не завершив начатый шаг. — Рядом… Стоит… Пустой… И готовый… Бревенчатый, а не фанерный… Дом! С русской печью… Ты знаешь, сколько стоит такой дом с русской печью в сорока километрах от Минска?

Я не знал.

— От трех до восьми сотен! Дешевле, чем шкаф из импортного гарнитура…

— Ну, это такой дом… — протянул я неуверенно.

— А какой мне нужен? Стены есть, крыша есть. Все готовое. И потом… Я ведь не дом, я место хотел бы купить.

Дубровин полез в карман за свирелькой. Я давно понял: свирелька ему помогает, позволяет чуть «на юморе», на иронии произносить всякие там откровения, обрывая чрезмерный серьез.

Надо отметить, что в нашем разговоре он проявлял некоторую практическую осведомленность, неожиданную в рафинированном интеллигенте. Именно место — несколько соток запущенной земли с десятком полуодичавших яблонь и груш, утонувших в буйных зарослях репейника и лопухов, со старым вязом у калитки, что сиротливо повисла на накренившемся столбике поваленного забора, — давно уже стало предметом вожделенных мечтаний многих горожан, не имевших родственных связей с деревней или утративших их. Дом же — в большинстве случаев невзрачное строение с просевшими от земляной сырости углами, заколоченным крест-накрест оконцем и отсыревшей от долгого бездействия русской печью — оказывался вдруг (очевидно, в силу определенной обеспеченности этих горожан капитальным и благоустроенным жильем) как бы лишь приложением к месту. Правда, приложением неотъемлемым, ибо юридически именно дом, и только он, может быть предметом купли-продажи.

Я смотрел на Геннадия с недоверием.

— Надо покупать дом, — сказал он и изобразил на свирельке что-то вроде танца с саблями Арама Хачатуряна. — Все уже покупают…


Все не все, но многие действительно покупали.

И пока шли дискуссии, пока обсуждалась необходимость узаконить право горожан на такие приобретения, шла своим чередом и жизнь. Нет-нет да и появлялись в деревушках новые жители, с полного одобрения деревенских бабок радующихся и сбережению добра, и новым впечатлениям. Пропалывались поросшие бурьяном грядки, выбеливались известью сучковатые стволы фруктовых деревьев, поднимались подгнившие заборы, латались скаты толевых крыш.

Как осуществляются эти купли-продажи? Разными путями. Кто-то выписывает из города старушку мать, оформляет ее домовладельцем, не забывая, разумеется, позаботиться о составлении завещания. Кто-то переселяет в деревню загулявшего по великим стройкам брата (районная прописка дает право городского трудоустройства). Кто-то, из тех, что постарше, и вовсе оставляет детям квартиру и переезжает к природе насовсем, вполне довольствуясь тем, что дети с внуками, погостив летом на «даче», приютят потом на пару холодных и снежных месяцев. А кто-то покупает дом без всякого оформления, благо цена не больно велика.

И осуществляется, таким образом, еще одна, незапрограммированная и непредусмотренная, волна сближения города и деревни. И пока она, эта деревня, тянется всеми силами в город, стремясь хватануть всех его преимуществ (и, даже оставаясь на месте, тянется — перестраиваясь многоэтажными домами ближе к шоссе с его грохотом), тянется к ней навстречу и город, забирается в глубинку — подальше от всех этих каменных домов и асфальта…


Еще от автора Евгений Доминикович Будинас
Давайте, девочки

Книга, как эта, делается просто. Человек вступает в жизнь и горячо влюбляется. Он тут же берется за перо – спешит поведать миру об этих «знаменательных» событиях. Периодически отвлекаясь, он проживает бурную жизнь, последний раз влюбляется и едва успевает завершить начатое в юности повествование, попытавшись сказать о Любви так, как еще никто никогда об этом не говорил.


Дураки

Все лица и события, описанные в этой книге, подлинные. Любые несовпадения имен, названий, фактов - случайность или оплошность автора, за что он приносит свои извинения читателю.


Перловый суп

Эта удивительная книга появилась на свет благодаря талантливым авторам, художникам, фотографам, издателям, настоящим и преданным друзьям. В том числе отдельное спасибо. Г Вячеславу Лукашику за профессиональные рекомендации; Марии Тамазаевой (Павловой), Алексею Литвинову, Александру Гукину — за финансовую поддержку проекта; Александру Осокину — за неповторимую энергию истинного «шестидесятника», которая в ходе работы над книгой воодушевляла ее создателей и вселяла в них веру в абсолютную правильность начинаний.


Рекомендуем почитать
Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.


Человек на балконе

«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.


Крик далеких муравьев

Рассказ опубликован в журнале «Грани», № 60, 1966 г.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Счастье

Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!