Промежуточный человек - [19]
Спустя несколько лет в том же кабинете, но уже при новом хозяине, совсем иначе выстраивал режиссер Виктор Аркадьевич Сватов разговор.
Билетов, естественно, в кассе не было, он это прекрасно знал — оптимизм Сватова никогда не был слишком розовым. Поэтому он сразу прошел к начальнику, протянул руку, представился. И без приглашения сел.
— Билетов нет? — спросил понимающе.
— Хоть зарежьте. Хоть с работы снимайте…
Отчего-то начальник такую возможность за Сватовым сразу признал.
Сватов согласно кивнул. Но ни резать, ни с работы снимать он никого не собирался. Знание обстановки тем не менее вселяло в него уверенность.
Билетов не было.
— Напишите. — Виктор Аркадьевич протянул через стол свое командировочное удостоверение.
— Что? — Начальник даже отшатнулся.
— Билетов нет? Вот и напишите. Вы же не виноваты, что их нет?
Начальник был не виноват.
— Вот и пишите. — Наклонившись над столом, Сватов произнес доверительно: — Если честно, так мне и самому не хочется ехать. Но в понедельник с меня спросят. А я им — вашу резолюцию.
На лице начальника автовокзала неподдельный ужас.
Кто с него спросит, Виктор Аркадьевич не говорит. Да это и не нужно. Начальник уже нажимает кнопку на пульте:
— Слушай, там к тебе подойдут… — Обращаясь к Сватову: — Вам сколько? — И снова к пульту: — Два билета на мою фамилию…
Не нужно только полагать, будто совсем все иначе с билетами получилось из-за того, что новый начальник автовокзала Сватова знал или помнил историю с фельетоном. Это было бы лишь частным случаем, ничего не говорящим о личности Сватова. В том-то и дело, что билет Виктор Аркадьевич получил бы и в другом городе, и в аэропорту, и на железнодорожном вокзале.
А все оттого, что историю с фельетоном помнил сам Сватов. Она была у него «в тамбуре». «Легко быть храбрым зайцем, если в тамбуре у тебя лев», — говорил на сей счет Виктор Аркадьевич. За поведением Сватова начальник автовокзала не мог этого льва не угадать, не мог не почувствовать сватовской значительности.
Но технологию Виктор Аркадьевич тогда еще только постигал. И совершал множество лишних движений. «Работал с запасом», слишком суетился. Затрачивал энергии значительно больше, чем стоило…
Помню, как-то в неприступной южной гостинице он просил для нас две койки — всего на одну ночь. И долго не мог найти общий язык с директором, на которого название редакции, пославшей нас в командировку, никакого впечатления не произвело. Тот видел слишком много на своем веку приезжающих и проезжающих. Человек, который слишком много видит, постепенно утрачивает восприимчивость. В нем воспитывается убийственная вежливость, непреодолимая, как стена: «Гостиница работает по предварительным заявкам. Размещаются в ней только организованные группы. Решить вопрос индивидуального размещения не может, пожалуй, никто».
Когда Сватов попросил у директора разрешения хотя бы воспользоваться телефоном (да, да, именно по служебному делу), тот, пододвигая аппарат, только устало спросил:
— Куда вы будете звонить?
— Я знаю, — ответил Сватов грубовато. Он был очень взвинчен. Руки, листающие блокнот, заметно дрожали.
Директор пожал плечами.
— Выпейте воды, — сказал он. Но с места не сдвинулся. Смотрел на Сватова с выжидающим спокойствием. И телефон пододвигал снисходительно.
Виктор Аркадьевич позвонил в горисполком. Председателю. Но у того заканчивалось совещание. Сватов попросил секретаршу передать товарищу Воронцову, чтобы тот сразу, как только освободится, перезвонил директору гостиницы.
— Да, да, прямо в кабинете. Мы будем ждать.
Даже я почувствовал явный перебор.
Директор удивленно вскинул брови:
— Вы знакомы с Павлом Ивановичем?
— За этим дело не станет, — ответил Сватов. — А вас я попрошу выделить нам одного толкового человека. Будем смотреть, кого вы вообще поселяете. Кого, по чьим заявкам и на какой срок. — Сватова несло все дальше. Он уже расстегивал портфель, доставая какие-то бумаги. — С вашего позволения, мы расположимся здесь.
Виктор Аркадьевич прошел в угол кабинета, где стояли журнальный столик и два кресла.
Дело принимало нежелательный оборот. Директор еще некоторое время колебался, раздумывая и вычисляя. По всему выходило, что он попал впросак.
— Видите ли, — медленно и с ощутимой неловкостью начал он, — дело в том, что я как бы не совсем директор. Сергей Васильевич в отпуске, я, видите ли, его заместитель, исполняющий, так сказать, обязанности… Человека мы вам, конечно, выделим…
Перед нами был по-прежнему вежливый администратор. Вежливый, но растерянный. Вежливый и внимательный. Даже заботливый:
— Но, может быть, вам будет удобнее… Я говорю, может быть, вам удобнее не здесь. Может быть, подготовить только что освободившийся люкс? Там, правда, еще не прибрано… — Не дождавшись ответа, он вдруг снова сменил тональность, как бы возвращаясь к деловому тону: — Но только на одни сутки. Сами понимаете, в наших условиях…
Грубо тогда действовал Сватов. В слишком крутой вираж вошел, можно даже сказать, в штопор.
Неловко потом было выбираться. Настолько неловко, что под утро он меня разбудил. Стоял посреди комнаты, выбритый и одетый.
— Пошли отсюда.
Все лица и события, описанные в этой книге, подлинные. Любые несовпадения имен, названий, фактов - случайность или оплошность автора, за что он приносит свои извинения читателю.
Книга, как эта, делается просто. Человек вступает в жизнь и горячо влюбляется. Он тут же берется за перо – спешит поведать миру об этих «знаменательных» событиях. Периодически отвлекаясь, он проживает бурную жизнь, последний раз влюбляется и едва успевает завершить начатое в юности повествование, попытавшись сказать о Любви так, как еще никто никогда об этом не говорил.
Эта удивительная книга появилась на свет благодаря талантливым авторам, художникам, фотографам, издателям, настоящим и преданным друзьям. В том числе отдельное спасибо. Г Вячеславу Лукашику за профессиональные рекомендации; Марии Тамазаевой (Павловой), Алексею Литвинову, Александру Гукину — за финансовую поддержку проекта; Александру Осокину — за неповторимую энергию истинного «шестидесятника», которая в ходе работы над книгой воодушевляла ее создателей и вселяла в них веру в абсолютную правильность начинаний.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.
Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.
Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.