ProМетро - [12]

– Согласен, – кивнул он и продолжил разъяснения. – То, что я пишу, на самом деле гораздо ближе к реальности, чем может показаться на первый взгляд. Просто это не всегда та реальность, которая уже существует. Это может быть реальность, находящаяся в зачаточном состоянии и только ожидающая момента своей…

– Инициации?

– Да, можно сказать и так… – Он покосился на книжку, лежащую у меня на коленях. – Кроме того, это может быть над-реальность, то есть банальный сюрреализм, от которого я постепенно хочу отойти, или даже под-реальность. Суть этого творческого направления непросто сформулировать… – Он улыбнулся. – Несмотря на то что мы с тобой как раз сейчас находимся ниже уровня, так сказать, обычной реальности. Лучше… Ты не читал мой новый сборник, «День омовения усохших»? Это мой первый опыт объективного субреализма. Не читал?

– Нет, – признался я.

– Жаль. Если где-нибудь увидишь – рекомендую. Особенно рассказ «Внуки андеграунда».

– Обязательно, – пообещал я, нимало не кривя душой. – Мне вообще-то у вас больше всего нравится цикл про «Арахно». Особенно «Год паука». Ну, а «Сюр-таки» – это, конечно, просто шедевр!

– Спасибо. Любишь компьютерные игры?

– Обожаю!

– Я тоже изредка балуюсь. Хотя свободного времени почти не остается. Все пишу, пишу… Вот, даже в метро приходится. – И он, как бы оправдываясь, помахал передо мной блокнотом.

– Так вы поэтому в метро ездите?

– Отчасти. Сидя за рулем автомобиля, даже повышенной комфортности, много не напишешь. Кроме того, общественный транспорт – настоящая кладовая разговорного языка. Именно здесь порой можно подслушать такой диалог, а особенно монолог – закачаешься! Вот позавчера, например…

– Что? – Я навострил уши.

– Да нет, – Игнатов внезапно передумал. – Вам будет неинтересно.

– Ну что вы! – настаивал я.

– Нет, нет, нет! – писатель остался непреклонен. – Писательская кухня – помещение гораздо более интимное, чем его рабочий кабинет. Лучше спросите, что я пишу сейчас.

– Ой, а что вы сейчас пишете? – От общения со своим кумиром я помолодел лет этак на… Скорее, просто впал в детство. – Если, конечно, не секрет.

– Не секрет. Одну транспортную повестушку. Или даже романчик, как получится. С неожиданной, как я надеюсь, развязкой.

– Кровавой?

– Нет, зачем же? Транспортной.

– А можно посмотреть? – спросил я, поражаясь собственной наглости. – Хотя бы чуть-чуть…

– Смотри, – он пожал плечами и протянул мне блокнот, – но учти, это пока только черновик. И не обессудь за неровный почерк.

Бережно, словно древний, изъеденный временем манускрипт, извлеченный на свет божий археологами, принял я из его рук блокнот. Он был раскрыт на последней странице, заполненной тесными строчками всего на четверть. Я, как принято писать в романах, с головой погрузился в чтение.

«нул в его блокнот и увидел на раскрытой странице всего несколько строк. Скользнув взглядом по первым двум предложениям, я отвлекся»

Бог мой, до чего же легко я попался!

Нет, в самом розыгрыше не было ничего обидного, а тем более унизительного. Но то, что разыграл меня не кто-нибудь, а человек, которого я очень уважаю, и от которого меньше всего ожидал чего-нибудь подобного, было настолько… Словом, Валерьев в очередной раз доказал, насколько он предсказуем в своей непредсказуемости. Хоть и сменил фамилию.

Ну и Бог с ним! Пусть насладится своим розыгрышем до конца. Я стал читать дальше.

«чтобы подумать: «Нет, ну это же надо! Как я мог попасться на такой дешевый трюк? Одно успокаивает: написанное настолько напоминает домашнюю заготовку, что, похоже, я уже далеко не первый клюнувший на эту удочку. Впрочем, пусть это останется на совести…»

Дальше прочесть я не успел, потому что в этот момент Игнатов мягко, но решительно потянул блокнот из моих рук.

– Ну, как? – с улыбкой спросил он. – Теперь ты убедился, что я пишу очень близко к реальности?

– Убедился, – нейтрально отозвался я, еще не решив, обидеться мне на писателя или посмеяться вместе с ним.

– Если бы идеи эгоцентризма не были мне чужды, я бы сформулировал эту мысль иначе: нет реальности, кроме той, которую я могу придумать. Фраза, конечно, сильно тешит самолюбие, но, увы! – Он немного театрально вздохнул. – Я не создатель реальности, а лишь ее описатель.

Я невольно улыбнулся. А улыбнувшись, решил все-таки не обижаться.

– А сам ты писать не пробовал? – спросил Игнатов.

– Разве что на Паскале, – ответил я и пояснил. – Я программистом работаю. Ну и… иногда, под настроение, пару-тройку строчек могу зарифмовать. Редко – четыре. А прозу писать – никогда.

– Это хорошо, хорошо, – рассеянно пробормотал он, убирая блокнот в сумку. – И не советую. Самое неблагодарное занятие из всех, какие я знаю.

– Но заработать-то, наверное, можно неплохо?

– Распространенное заблуждение. На самом деле зарабатывать на жизнь писательством так же легко, как, например, проституцией. И в том, и в другом случае главное – перестать получать удовольствие от того, чем занимаешься. Я его терять пока не собираюсь. – Он ухватился за поручень и встал.

– Уже выходите? – спросил я.

– Да, – он кивнул. – Я схожу на «Сходненской» и вижу в этом некоторую лингвистическую предопределенность. – А вы?