Прометей - [12]

– Что думают остальные?-спросил он, кивая в сторону стаи.

Туту посмотрела на них.

– Взрослые не думать. Они не говорить. Они как животные. Я ребенок. Я думать. Ты учить меня думать. Я спросить тебя, куда Хут ушел, потому что ты понимать.

И как много раз при разговоре с ней Кэрмоди мог только вздохнуть. На нем лежала тяжелая и серьезная ответственность. Он не желал внушать ей ложные упования и в то же время не хотел лишать ее надежд-если таковые вообще у нее были,-что жизнь продолжается и после смерти. Он понятия не имел, обладал ли Хут душой и если да, то какая ей уготована судьба. В этом смысле он ничего не знал и о Туту. Он считал, что разумные существа, способные осознавать себя в этом мире и пользоваться абстрактными понятиями, должны иметь душу. Однако уверенности в том у него не было.

Он не мог объяснить девочке, какая перед ним встала диллема. Ее словарь, созданный всего лишь за шесть месяцев общения с человеком, не включал такого понятия, как бессмертие. И пусть даже в распоряжении Кэрмоди имелись усложненные языковые конструкции, они имели отношение не столько к реальности, сколько к расплывчатым абстракциям, которые трудно понять и осознать. У него была вера, и он старался претворить ее в конкретные дела. Больше он ничем не располагал.

– Ты понимаешь,-медленно подбирая слова, сказал он,-что тело Хута и тело льва станут землей?

– Да.

– И что из семян, упавших на землю, растут трава и деревья, кормясь землей, в которую превратились и Хут, и лев?

Туту утвердительно качнула клювом.

– И птицы и шакалы будут есть льва. Они съесть Хута тоже, если стащить камни с него.

– Но в конце концов останки льва и Хута станут почвой. И трава, что произрастет из них, будет их частью. А траву, в свою очередь, съедят антилопы, и лев и Хут станут не только травой, но и плотью.

– А если мы есть антилопу,-возбужденно прервала его Туту с горящими карими глазами и клацая клювом,-то Хут станет часть меня. А я стать он.

Кэрмоди понял, что вступает на опасную почву теологических мудрствований.

– Я не имел в виду, что Хут станет жить в тебе,-сказал он.-Я имел в виду, что...

– Почему он не жить во мне? Он жить в антилопе, а она есть траву! А, понимаю! Потому что Хут разойтись на много кусочков! Он жить в разных созданиях. Это ты иметь в виду, Джон?-Она нахмурила бровки.-Но как он жить, если кусочки?.. Нет, он нет! Его тело идти во много мест. И я хотеть знать, Джон, куда Хут уходить?-Она с силой повторила:-Куда он уходить?

– Туда, куда ему определил Создатель,-с отчаянием ответил Кэрмоди.

– Соз-да-тель?-эхом по слогам повторила она.

– Да. Я учил тебя, что слово «создание» означает любое живое существо. Ну вот, а создания кто-то создает. И делает это Создатель. Создавать-значит давать жизнь. Появляется то, чего раньше не существовало.

– Мой мать-мой создатель?

Туту не упоминала отца, потому что, как другие дети, а, возможно, и взрослые, не связывала спаривание с репродуктивной функцией. И Кэрмоди пока не мог объяснить ей эту связь в силу бедности ее словарного запаса.

– Чем дальше, тем хуже,-со вздохом пробормотал Кэрмоди.-Нет. Твоя мать не может считаться твоим создателем. Ее тело произвело яйцо и выкормило его. Но она не создала тебя. В начале всех начал...

Он осекся. Ему стоило бы стать священником и пройти специальное обучение. Но он всего лишь простой монах. Ну, не совсем простой, поскольку за плечами уже немало лет и он кое-что уже повидал в галактике. Но он не готов иметь дело с такими проблемами. С одной стороны, он не может выложить Туту готовые к употреблению теологические тезисы. На данной планете теология только формируется, и о ней не стоит и говорить, пока Туту и ее сородичи в полной мере не овладеют речью.

– Потом я многое расскажу тебе,-вымолвил он.-После многих солнц. А пока придется удовлетвориться тем малым, что я могу объяснить тебе. О том, как... ну, словом, как Создатель сделал весь этот мир, звезды, небо, воду, животных и горовицев. Он создал твою мать и ее мать, и мать ее матери. Много солнц тому назад он сделал многих матерей...

– Он? Так ему имя? Он?

Кэрмоди понял, что совершил ошибку, употребив именительный падеж личного местоимения, но сказались старые привычки.

– Да. Можешь называть его Он.

– Он-мать первой матери?-спросила Туту.-Он мать всех созданий? Матерей?

– Слушай. Возьми-ка сахару. И беги играть. Говорить будем потом.

«После того, как у меня появится время подумать»,-добавил он про себя.

Сделав вид, что чешет в затылке, Кэрмоди включил передатчик, прилегающий к черепу, и попросил дежурного оператора вызвать Холмъярда. Через минуту послышался голос доктора:

– В чем дело, Джон?

– Док, вроде через несколько дней должен сесть корабль и забрать ваши записи и образцы, не так ли? Можете ли вы передать послание на Землю? Сообщите моему начальству, аббату в Четвертом Июля, что я позарез нуждаюсь в мудром руководстве.

Кэрмоди передал свой разговор с Туту и ее вопросы, на которые у него не будет ответа даже в будущем.

– До отлета я должен был предупредить его, куда направляюсь. Но у меня сложилось впечатление, что я оказался предоставленным своей собственной судьбе. Тем не менее я оказался в ситуации, которая требует присутствия человека куда более мудрого и сведущего.