Пролог (Окончание) - [6]

Шрифт
Интервал

Я потом подхожу к нему и спрашиваю — почему он за Уоллеса. Отвечает радостно, дружески, предлагая разделить его уверенность:

— Он наш, он за простых людей. Он придет, парень, и будет всё по-другому. Понял?

Придёт Уоллес, и всё образуется. Цены начнут падать. А зарплата — расти. Прекратятся грабежи. Негры перестанут бунтовать. Всё будет хорошо. Просто отлично будет, если придет Уоллес. Уж он покажет «всем этим», от которых одни неприятности, потому что Уоллес — свой. Он не какой-нибудь политикан вроде Никсона или Хэмфри.

Вот и все. Надежда темного, униженного, забитого рабочего человека — придет Уоллес, и всё образуется. Станет легко и хорошо жить.

— Я стану президентом, и вы сможете спокойно ходить в Центральный парк. Вас никто не убьёт и не ограбит!.. — говорит с трибуны Уоллес.

И рёв, просто восторженный рёв людей, съевших только что по цыплячьему филе.

Действительно — так просто. Надо лишь выбрать Уоллеса…

О, это бешеная приманка — простое решение всего, что тревожит не дает спать. Этих выгнать, тех посадить за решетку, задать перцу «вообще всем этим». И больше не будет тревог, и сон будет спокойный и уверенный.

И потому громадный, на 20 тысяч мест, великолепный зал нового «Мэдисон-сквер гардена», переполненный людьми, истерически орёт, приветствуя Уоллеса и его речь, в которой почти слово в слово повторяется то, что сказано было час назад в «Американе».

И под улюлюканье всего зала человек двадцать бьют в партере пятерых негров в чёрных костюмах. Один из негров — священник. Так и надо решать все вопросы — просто и решительно. Дать в зубы — вот и вся расовая, чёрт бы её побрал, проблема. Ведь неспроста негры пришли в этот зал. Значит, что-то замыслили… Толпа в «Мэдисон-сквер гардене» — это отборная политическая темень и наивность Нью-Йорка.

О, какой ненавистью, переполняется зал, когда сверху, с галерки, две или три сотни человек «букают» Уоллесу!

И десятки людей без пиджаков, с засученными рукавами белых рубашек мчатся вверх по ступеням, чтобы врукопашную схватиться с теми, кто «букает». И их подгоняют, крича: «Убейте, убейте, убейте!..»

Впрочем, драки в зале возникают не только из-за политических разногласий. Иногда и на основе политической общности. Например, когда вносят в зал огромный картонный ящик, в котором лежат бесплатные канотье с именем Уоллеса, то стремительная драка идёт уже между единомышленниками. Настоящее прямое мордобитие за право бесплатно получить дурацкое канотье (за которое в ином случае пришлось бы заплатить доллар).

И когда полиция расшвыривает дерущихся, то кто-то обиженно кричит: «Я свой! Я свой! Не видишь?!»

Копов считают своими. Копы — за Уоллеса.

На улице они прижимают тяжелыми крупами коней к стенам домов людей, которые кричат: «Долой Уоллеса!», «Уоллес — позор Америки!»

Они рвут плакаты на которых написано: «Гитлер не умер. Гитлер просится в президенты США».

Они расшвыривают ребят, которые скандируют: «Чикаго! Чикаго! Чикаго!»

Копы за Уоллеса, потому что если придет Уоллес, то полицейским повысят зарплату и разрешат стрелять в городе. Все будет спокойно и хорошо, если придет Уоллес. Все будут слушать полицию. И уж полиция непременно покажет «всем этим»…

Мой приятель, корреспондент одной из местных радиостанций, уходя с обеда в честь Уоллеса, стащил со стола чайную ложку с надписью «Отель „Американа“» и сунул в карман.

— Зачем? — спросил я.

— Когда Уоллес станет фюрером Америки, этот сувенир будет цениться на вес золота… — ответил он с улыбкой.

В «Мэдисон-сквер гардене» шутка не показалась мне смешной.

Осталось 12 торговых дней

Железнодорожная станция небольшого городка полна народу. Три, может быть, четыре тысячи человек. Стоят толпой на перроне около путей. Ждут поезда.

Станционный колокол возвещает о его прибытии. Два тепловоза и 15 вагонов. На каждом большими буквами три слова: «Специальный победный — Никсона!» Кандидат республиканской партии в президенты США появляется в открытом заднем тамбуре последнего вагона, точно таком полукруглом тамбуре, который помнится мне по первым кадрам кинофильма «Цирк». Никсон берет в руки микрофон. Два репродуктора на крыше вагона доносят его голос до 6 или 8 тысяч ушей толпы.

— Я умею играть на рояле, — говорит Никсон. — Впервые за двадцать лет в Белый дом придёт человек, играющий на фортепьяно…

На перроне смеются. Кое-кто даже аплодирует. И в тамбуре тоже посмеиваются.

Никсон совершает однодневное предвыборное турне по штату Огайо на старомодном поезде.

15 вагонов. Кандидат с семьей. Проводники. 210 журналистов, сто никсоновских штабистов, 24 предвыборные девицы, которых называют «никсонерочками». Их задача — демонстрировать себя публике во время митингов. А в дороге — подавать кофе. Не привыкшие к поездной качке никсонерочки то и дело разливают кофе на костюмы пассажиров.

9 остановок, 9 митингов, 9 речей. Каждая — вариант одной и той же. Несколько шуток — в начале, «колор локаль» — в первой трети, две-три уничижительные реплики в адрес конкурента — в середине. Затем коротко по существу — что я сделаю, когда стану президентом, и в конце — ещё две-три шутки (на местные темы).


Еще от автора Генрих Аверьянович Боровик
В круге последнем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пролог (Часть 1)

«Пролог» — роман-эссе известного советского писателя и журналиста Генриха Боровика, в котором Америка отражена в том хорошем и светлом, что заложено в ее народе, и в том темном, тяжком и омерзительном, что таится в ее образе жизни и строе.В первой части книги («Один год неспокойного солнца») рассказывается о бурных событиях 1968 года в США, о людях, их вершивших и в них участвовавших.


Артём

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Момент истины

ОТ АВТОРА Я пишу эти строки в номере отеля «Интерконтиненталь» — в столице Никарагуа. Совсем недавно, в последние дни Сомосы, здесь обитали его министры, офицеры его национальной гвардии. Рядом, в ста метрах от отеля, в бункере прятался сам диктатор. 17 июля на рассвете он бежал из страны, прихватив с собой 70 самых близких ему негодяев. Офицеры национальной гвардии — тоже негодяи, но недостаточно приближенные,— узнав о предательстве «вождя», срывали с себя форму, переодевались в штатское к исчезали кто куда.


Пылающий остров

Книга о кубинской революции, написанная по свежим воспоминаниям.


С. Михалков. Самый главный великан

Книга посвящена 100-летию со дня рождения С.В. Михалкова, поэта, общественного деятеля, автора гимнов СССР и России. О нем говорят его дети и внуки, друзья семьи, коллеги-писатели, актеры и режиссеры, художники, историки и журналисты…Издатели и составители надеются, что сборник этих очерков приблизит к нашим современникам фигуру Сергея Михалкова, человека необычного и даже загадочного в своей многогранной одаренности.


Рекомендуем почитать
Усталость

Издание содержит избранные романы Энна Ветемаа (1936-1972), эстонского поэта, прозаика, драматурга.


Воспоминания Калевипоэга

Энн Ветемаа известен не только эстоноязычным читателям, но и русскоязычным. Широкую известность писателю принес в 1962 году роман «Монумент», за который Ветемаа получил всесоюзную Государственную премию. Режиссер Валерий Фокин поставил по книге спектакль в московском театре «Современник» (1978), в котором главную роль сыграл Константин Райкин. Другие романы: «Усталость» (1967), «Реквием для губной гармоники» (1968), «Яйца по-китайски» (1972).


О головах

Книга содержит маленькие романы "Монумент" и "Яйца по-китайски", две пьесы "Ужин на пятерых" и "Снова горе от ума" известного эстонского писателя.


Вот увидишь

Жизнь для героя нового романа Николя Фарга «Вот увидишь» (русский читатель знает автора по книге «Ты была рядом») распалась на до и после. Еще утром он занудно отчитывал сына за крошки на столе, пристрастие к рэпу и «неправильные» джинсы. И вдруг жизнь в одночасье превратилась в источник неиссякаемой боли.Несколько недель из жизни отца, потерявшего сына-подростка, который случайно попал под поезд в метро. Это хроника горя и в то же время колоссальный жизненный урок.


Могила Греты Гарбо

Этот роман удивительно похож на японскую акварель или на старое, чуть пожелтевшее от времени фото, на котором сквозь паутину времени проступает лицо неземной красавицы. На его страницах оживает тайный мир звезды мирового экрана — великой и божественной Греты Гарбо.Автор романа Морис Одебер не ставит своей задачей рассказать нам всю правду об актрисе. Для него она навсегда остается недосягаемой, а ее тайны — непознанными. Поэтому Одебер только очень деликатно прикасается к эпохе Греты Гарбо, словно к тонкому лучу, вобравшему в себя свет ушедшей звезды.Морис Одебер — преподаватель философии, актер, режиссер, автор более пятидесяти пьес и двух романов.


Лучшие годы - псу под хвост

Какие основания у критики считать, что «Михала Вивега можно издавать в два раза большим тиражом, чем других прозаиков»? Взрывной стиль прозы Вивега и широкая палитра типично чешского юмора сделали его самым читаемым автором, воссоздающим в излюбленной для него форме семейной хроники поворотные события недавнего прошлого Чехии.


Имя для сына

«Общество подвергает беспощадной критике очковтирателей, нечистых на руку руководителей, процентогонов и забронзовевших чинуш. Эти лица в течение ряда лет укрепляли свои позиции, втягивали в свои махинации, интриги десятки и сотни людей. Происходило нарастание бюрократизма, омертвлялись живые демократические формы работы. „Человек Ивана Ивановича“, получавший протекционные блага, становился более важной фигурой, чем простой труженик. За спиной у правоохранительных органов нередко творилось беззаконие, торговля шла по запискам, образовался искусственный дефицит, на котором наживался стяжатель и спекулянт.Нет, и раньше этому давали бой, и раньше боролись с этим настоящие коммунисты, нутром не принимали трудящиеся этого чуждого несправедливого порядка.Но лихоимцы и бюрократы создавали единый фронт, объединяясь в нечистых делах, распространяя тлетворную философию наживы, самоудовлетворения.Сейчас партия, опираясь на массы, на опыт мужественных и самоотверженных коммунистов, решительно пресекает неблагоприятную тенденцию.Об этом резкий, бескомпромиссный и наступательный роман Михаила Щукина „Имя для сына“».В. Ганичев.