Прокурорский надзор - [33]

Сергеев в курсе дела, пожимает мне руку, предлагает присесть.

«Ты понимаешь, я не имею больше права тебя здесь держать — отменен приговор Геленджикского суда, то есть все вернулось как бы к тому моменту, когда ты был арестован. Но здесь, в Крымске, ты не по решению Геленджикского суда, а по решению Абинского — ведь ты же на „химии“. Кроме того, в пришедшей бумаге нет ни слова об отмене меры пресечения. Ведь до суда ты находился под арестом? Так что, по идее, тебя могут снова арестовать и препроводить в КПЗ. Так что давай завтра езжай в Крайсуд, требуй, чтобы сюда прислали бумагу, отменяющую эти санкции». Идиотизм какой-то! С одной стороны, как сказал Сергеев, при доследовании может быть решение только в мою пользу; причем, речи о простом смягчении приговора не может быть — ведь я уже, практически, отбыл срок. Тем более не может быть и речи об ужесточении наказания — мне дали, практически, «потолок». Значит, вопрос будет решаться о моем оправдании. И вдруг — возможный арест.

Утром, еще затемно, выезжаю автобусом на Краснодар. Поиски Крайсуда много времени не заняли. К председателю Акуличеву пробиться не удается. Попадаю к заму. Выслушав меня, он вызывает девушку из секретариата и дает ей необходимые указания. Но меня очень настораживает его тон. Чувствуется, что заместителю хорошо знакомо мое дело, отмену приговора по протесту зампредседателя Верховного Суда РСФСР он не одобряет — ведь крайсуд, судя по их отпискам, уже дважды «проверял» мое дело и «оснований для отмены приговора не усмотрел». Таким образом, пересмотр приговора в мою пользу ставит под сомнение компетентность, если не объективность, краевого суда.

В автобусе, идущем на Геленджик, мне становится не по себе. Тем более, что в крайсуде мне удается выяснить, что «доследование» поручено… Геленджикской прокуратуре!

Глава 6 ЧУДЕСА, ДА И ТОЛЬКО!

Приехав в Геленджик, срочно встречаюсь с друзьями. Нет, не все бывшие знакомые отвернулись от меня. Причем, особое сочувствие и готовность помочь встречаю, подчас, у людей не очень близких мне в прежние годы. Особое участие в моей судьбе принимают Рафик Габидулин, Марк Борисович Гульман, Фотий Эксизов, Лазарь Коган, семья ветеранов войны, педагогов-пенсионеров Блюм. Все они единодушно советуют: необходимо ехать в Москву, в прокуратуру РСФСР. Требовать передать расследование в «нейтральную» инстанцию. Мне неловко говорить, что для такой экспедиции у меня просто нет денег. В долг взять категорически отказываюсь — не верю, что когда-нибудь смогу вернуть… Но друзья буквально заставляют принять деньги. Их уверенность в моей правоте — в то время, когда большинство близких мне людей бросили меня, мобилизует, заставляет поверить в свои силы.

Опасаюсь ареста — ведь мера пресечения до сих пор не отменена. Перспектива снова оказаться за решеткой кажется мне кошмаром. Это заставляет, не мешкая, бежать из города. Переночевав дома, не сообщая никому своих планов — на всякий случай — мчусь в Краснодар. Можно было бы выехать из Новороссийска, но мне везде чудится погоня, кто знает, может быть в Крымск уже выехал наряд милиции для ареста и, не найдя меня там, спешит на квартиру… При мысли об этом прошибает холодный пот. Больше всего меня пугает возможность попасть в их руки живым. У меня ведь под рукой нет ни одного надежного средства покончить с собой в этой ситуации. Слава Богу, в это время года с билетами проще. Удается пристроиться в плацкартном вагоне поезда Адлер-Москва.

Москва встречает меня холодной, ветреной погодой. Снега не много, но он какой-то сухой, злой и колючий. Звоню Ирине, двоюродной сестре. Не зная, как примут родственники, на всякий случай предварительно заручился приглашением Жени Подреза. Ирина настойчиво зовет к себе. Знаю, что у нее попросторней — у Жени двое детей, жена и теща живут в двух комнатах. Еду на Новолесную, к Ире.

Принимает меня радушно. Приходят дядя Валя и тетя Тоня. Рассказываю о себе, своей жизни, если это можно назвать жизнью… Тетя Тоня ахает, всплескивает руками… Понимаю, им, наверное, дико слышать все это. Лауреату Ленинской премии дяде Вале, домохозяйке тете Тоне, Ирине, недавно вернувшейся из многолетней командировки в Вену…

Утром еду по указанному мне адресу — метро «Кузнецкий Мост». С трудом разыскиваю подворотню — именно здесь, в темной подворотне, вход в приемную Прокуратуры РСФСР. Крохотная приемная с полутора десятками стульев и двумя столами — прибежище сотен и сотен обиженных и их родственников. Не вяжется как-то нищета той части здания, что «для народа», с помпезной пышностью парадного входа для избранных. В этом плане прокуратура РСФСР не выделяется из шеренги других цитаделей бюрократии.

Не буду утомлять читателя рассказом о том, как «пробивался» к зональному прокурору. Важно то, что пробился.

Приняла меня Баграева — нестарая еще, худощавая женщина. Убеждаю ее в том, что передавать новое расследование Геленджикской прокуратуре, по меньшей мере, бессмысленно. Им предоставлялась не одна возможность исправить свою «ошибку». Требую передачи дела в любую «нейтральную» прокуратуру. В заявлении перечисляю: «Новороссийск, Краснодар, Крымск, Анапа и др.».