Проклятый род - [21]

- Я здесь. Да.

- Вот и хорошо. Согласны? А я вам денег дам.

- Не нужно мне. Только я здесь.

- Зачем даром? Расценка. Я к вам Агафангела Иваныча на минутку пришлю. Согласны, тетя? Право, в ваших выгодах.

- Как хочешь. Только здесь я буду.

- Здесь, здесь, тетя. До свидания. К вам на минуточку Рожновзаедет. Поправляйтесь, тетя.

И весело рысил Ветрогон, и насвистывал Макар:

- Я цыганский барон...

XIX

Скука серебряной мухой в дому звенит. Лето давно. Волгу могучие пароходы баламутят, встречаясь, свистом протяжным ревут. Барки черны, мачты на них высокие. Беляны белые, веселые. Коноводки брюхастые, тихоходные. Плоты сплавные, бесшабашные, всем мешающие люди на них хриплыми криками кричащие. Того гляди наплывут.

Берег луговой зелено-весел. Далеко-далеко видно. И все там зелено. Церкви белые. Десятка два насчитать можно.

Вася по берегу бродил. По своему, по нагорному. Суету пристаней любит Вася. На кули сядет. Присматривается. Ловко татары носят. Но и русских силачей не мало. Сгонят Васю, на другое место перейдет. Но уж прискучило. С весны ходит. Домой!

«Вот дворяне, те на дачу летом уезжают, коли у кого имений своих не осталось. Раздолье. В Лазареве не пускают. Знаю: боятся. Да хоть бы с нянькой. И Корнута бы взять. Подлецы. Дачу бы наняли, что ли. Ну, дача денег стоит. Скучно здесь. Маета одна».

Посмотрел Вася на Заволжье долгим взглядом, сонным.

- Туда махнуть? Можно бы до обеда. И деньги есть. Восемь гривен. Вот они. Да не то это.

И зевнул. И домой через сад. Сад не маленький. И деревья-старики есть в нем. К реке мало не доходит. Дорога там набережная. Забор дощатый. За забором товары везут, покрикивают по-городскому. Дальше к дому пройти - не слышно, правда. А у дома террасу плотники строят. Большую. Это Макар сказал:

- Здесь террасу нужно.

Женился Макар. И сестры замуж вышли. Недавно. Уехали, Васю не взяли.

«Просил их серьезно. А они за шутку поняли. В шутку и вышло. Здесь что ли посидеть?»

Но в дом прошел. Плотники - занятно. А не хочется. И вчера видел. Скучно. Скучно. И по пустым комнатам прошел. И наверх.

- Что окон, нянька, не открываешь? Духота.

Домна Ефремовна, нянька, с Корнутом беседует. Вася к ним. А Корнут маленький няньке:

- И мне такую свадьбу, как у Макара. И красный ковер.

- И Корнутушке красный ковер. Корнутушке мы ковер золотом обошьем. Вот как. У Корнутушки невеста принцесса будет.

Что-то шерстяное Домна на спицах плетет.

- А обед у меня на свадьбе какой будет?

- А обед на Корнутушкиной свадьбе будет...

И сочиняет нянька разное, счастливо дремлет, спицами водит, спину на солнышке через стекла оконные греет. Ревматизмы.

Не дослушал Корнут. Лошадь картонная без кучера. И упал, на бок повалился павлин с настоящими павлиньими перьями.

А похороны у меня, как у папаши, чтоб были. И медали чтоб несли. И много народу.

- Что ты, что ты, Корнутушка, Бог с тобой.

- Нянька, а ты сзади иди. В черном платье. И платок черный. А на твоих похоронах я пойду. Шуба у меня большая будет. И везде медали-ордена. Пойдешь, нянька?

Голова нянькина из стороны в сторону закачалась. Улыбка раздумчивая спицы запутала.

- Ах, Корнутушка. Ангелочек ты божий. С орденами, говоришь, пойдешь? Вот-то мне радостно, грешной, будет.

- Глупости вы болтаете. Тьфу.

Это Вася.

- Нянька, скучно мне.

- И что за скука. Делом займись.

- Каким делом?

- Не маленький. Нам игрушки, тебе учеба. Книжку нам читни. Послушаем. Вон там книжки лежат.

Скучно Васе. Серебряная муха по дому летает. В окна бьет, звенит. От няньки ушел, от Корнута больного, бледного. Сел где-то недалеко. И ушли думы. Ушли думы из головы Васиной в стены отцовского дома. И нехорошо им там. Птицы молодые, веселые, известкой залиты, кирпичом заложены. И биться им нельзя. И вспоминает. Юный вспоминает. Не живший еще, как говорят люди. Близко темные углы. Разные. И в темноту пошел. И вот невидимым видна его гримаса сладострастная. Невидимым силам дома железного старика. И не слышал Вася бормотанья няньки, и не слышал звенящего голоса Корнута... И ослабел Вася. И закачался. И были ли видения женские... И стало скучнее еще. И тягостно стало. Но во тьме засверкало. Шары огненные.

XX

Женился Макар тринадцатого. По красному ковру из приходской церкви своей прошел с молодой женой в дом отцовский.

И за обедом музыканты играли. И к вечеру уехали молодые в Москву на поезде. Не по-купечески. Тогда еще многие старики боялись чугунки; Даже если и по делам ехать. А едучи, крестились все.

И много цветов нанесли в Макаров вагон. И улыбался Макар. И еще разное нанесли. И была улыбка Макарова загадочна. Но не думал никто о загадках. Повенчались. И едут.

И поехали. Долго не выходил из вагона, толкался в мягких диванах его шум-говор людской.

Но полустанок дачный. Людей немного. Новые, незнакомые. Недолго. И засвистел, и туда вдаль заскользил, помчал. И победило свадебное одиночество. И рад был Макар. Но не был он рад счастьем, радовался он поцелуями, во тьме рожденными объятиями и думами, думами своими. А были думы его не о молодой жене только. О дворце своем думает Макар, о дворце на Александрином месте.

И скользит, грохочет вагон. И когда можно, думает Раиса, думает о своем, недавно-девичьей думой думает все то же. А думает о незавершенном девическом счастье своем в замужестве. И опять, и опять, и под кроваво-мерный стук вагона чудится ей разнолико, что в новом счастье ее ждет ее несчастье.