Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество - [26]

– Кабы только с ними. Когда нас дворяне бросили, пришлось одним полком от всего шляхетского войска отбиваться. Если б друг мой Сашка вражеские пушки не взорвал, собой пожертвовав, я б сейчас не на перине, а в земле сырой лежал.

Литвинка снова вздрогнула, и есаул умолк, решив, что напугал ее. Чтоб успокоить свою красавицу, он с ревнивою насмешкой вопросил:

– А ты чего так всполошилась, как только о гусарах речь зашла. Влюблена, наверное, была в кого-то из архангелов?

– Кроме, как тебя, разбойника, я еще никого не любила, а вот в меня и гусары влюблялись, даже на саблях рубились за то, кому с княгиней Волович танцевать, – не без гордости ответила Еленка. – Полковник их, Михай Замойский, на последнем празднике, том, на котором мужа убили, ни на шаг от меня не отходил, в любви все клялся. Даже смелости набрался упредить, что отравить меня хотят.

– Как же ты в живых осталась? – растерянно поинтересовался Ванька.

– Не для того травили, чтобы померла, а для другого. Видать, почуяли, что просто так я им в руки не дамся.

– И неужто никто не заступился? Хотя бы тот же гусар, – искренне возмутился Княжич.

– Ну, не мне его судить. Тут, как говорится, вольному – воля. Вот ты не побоялся в одиночку на татарский чамбул6 напасть, за то и получил мое тело с душой в придачу, а страх полковника, видать, любви сильнее оказался.

– И что потом?

– Потом вот это, – Еленка указала на свой шрам. – А немного позже Гжегож с Ярославом и другие друзья отца да слуги подоспели. Меня спасли, но сами все погибли. Так что князь Замойский мудро поступил, покойникам любовь не надобна, – в голосе красавицы звучала уже не гордость, а душевный надрыв и злая насмешка. – А еще погоня за нами была, бой был на нашем хуторе. Я тогда впервые человека убила, кстати, тоже казака, только малоросского. А остальное тебе уже известно. Вот такие мои тайны, Ванечка.

Закончив свой невеселый рассказ, княгиня поднялась с постели и направилась к столу.

Вернулась она с двумя кубками вина. Подавая один из них Княжичу, дочь отважного полковника предложила:

– Давай-ка выпьем за упокой души литовских шляхтичей да Сашки – друга твоего. Получается, меня он тоже спас, когда тебя от смерти уберег.

Лихо, не хуже казака осушив свою чарку, Елена неожиданно спросила:

– А может, прав Кольцо, не надо было казакам на службу к русскому царю идти?

Как ни странно, но ее вопрос не озадачил есаула. Укоризненно качая головой, он с досадою ответил:

– Ну вот, и ты туда же. Да как вы не поймете, что дело не в царе, а в том, что мы тоже люди православные. Знаешь хоть, как Сашку звали? Ярославец. У нас чуть ни треть станичников имеет имена по названию земель, из которых прибыли. И все это земли русские. Так что не за государя Грозного, а за веру и отечество сложили головы пять сотен самых лучших Дона вольного сынов.

Закинув руки за голову и мечтательно глядя в полотняный потолок, Иван продолжил:

– Мы ведь русские – народ особый. Не рассудком здравым, а порывами души живем мятежной. Хорошо сие иль плохо – сам не знаю, но иначе не умеем, потому как волю вольную и веру в лучшее гораздо больше нынешней, убогой жизни ценим.

– А мне иное слышать доводилось, – возразила Еленка. – Отец рассказывал, что на Москве не то что холопы, а и самые первейшие бояре в бесправье полном пребывают. Будто бы казнит их Грозный-царь за малейшую провинность или вовсе из прихоти. О какой же воле речь при столь неправедных порядках?

– Так-то оно так, да только царские законы лишь для нищих духом писаны, а кто дерзок и смел, завсегда готов попрать их. Вон, возьми Кольцо, к примеру. Да плевал он на царя со всеми его прихвостнями с самой развысокой колокольни. И ничего, покуда жив и пребывает в добром здравии. У нас глумятся лишь над теми, кто сам сие дозволяет, – ответил есаул и насмешливо добавил: – Русь вообще страна казачья. Не удивлюсь, ежели кто-то из станичников на престол Московский посягнет когда-нибудь.

– Уж не ты ль в цари собрался? – усмехнулась княгиня.

– Да нет, мне такая блажь даже спьяну не придет на ум, – уже серьезно заявил Иван. – Мое предназначение – Дон с Москвой объединить, иначе не устоим. Вон как супостаты русскую державу обложили. С запада поляки да шведы, с юга крымцы с турками напирают. На восточном порубежье сибирцы шалят. Новосильцев сказывал, это тоже татаре, стало быть, и там добра не жди. Получается, что Шуйский своим указом так нагадил – хуже не придумаешь.

– Это почему? – удивилась Елена.

– Да потому. Вместо того чтоб вольных атаманов призвать на службу с честью и под рукой иметь не полк израненный, а целое казачье войско, он меня с ними стравливает, кровь братскую пролить заставляет. Лучше бы Священное Писание почитал, старый черт, там так и сказано: кто посеял ветер, бурю пожнет. Ну да ничего, главное сейчас Ивана разыскать. Атаман придумает, как Шуйского с царем вокруг пальца обвести.

– И не совестно тебе государя своего дурить?

– А у вас что, как-то по-иному, все Стефану-королю верой-правдой служат?

– У нас другое дело. В Речи Посполитой монарха шляхта выбирает, а по вашей вере государь – посланник господа на земле, – хитро блеснув глазами, язвительно промолвила Елена.