Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди - [108]

– Да он что, совсем ополоумел, ваш воевода? Одною легкой конницей без пушек вдвое большее рыцарское войско атаковать задумал. Мне б такое даже спьяну в голову не пришло, – возмутился Княжич. Усевшись рядом с атаманом, он продолжил костерить Петра Ивановича, яростно сверкая своими пестрыми очами. – О какой, к чертям собачьим, скрытности вы речь ведете! Сегодня пушкарей сопровождали, так не успели те заряды заложить, как польские дозоры нас заметили, а Шуйский хочет многотысячное войско незаметно в одно утро переправить!

– Ты на меня, Ванька, не покрикивай и глазищами не зыркай, я тебе не девка несговорчивая. А воевода мой такой же, как и твой, – осадил Ивана Чуб и, тяжело вздохнув, уже спокойнее добавил: – Поздно теперь артачиться, надобно приказ исполнять. Ступай, готовь казаков к бою.

– А чего их готовить, и так уж все и ко всему давно готовы. Одно осталось – чистые рубахи надеть, чтоб на страшный суд предстать не стыдно было, – вновь вспылил Иван, направляясь к выходу.

– Постой, – раздался вслед ему торжественно-суровый оклик Емельяна. Поднявшись со скамьи, Чуб подошел к хорунжему, положил ладонь на его курчавый затылок и проникновенно вымолвил: – Не время нам с тобою ссориться. Оба мы немало стараний приложили, чтоб станичники в царево войско пошли. Придется вместе и ответ держать пред богом да людьми.

Немного помолчав, Емельян голосом, не терпящим каких-либо возражений, приказал:

– Если завтра меня убьют, начальство над полком ты примешь. Не Кондрат, не Тимофей, а именно ты. Я обо всем уже распорядился. А теперь иди, хочу с самим собой побыть наедине, – и чуть не силой выпроводил Ваньку из шатра.

21

Новосильцев пробудился с восходом солнца. Сев в постели и не увидев Емельяна, он очень удивился – последние два дня тот ночевал в его обители.

Вчера, когда Дмитрий Михайлович воротился после раздачи казакам денежного жалования, Чуб уже погасил огонь и лежал на скамье. Томимый волнением пред предстоящим боем князь попытался с ним заговорить, но атаман притворно сонным голосом промолвил:

– Спать ложитесь, ваша светлость, перед сражением надо непременно выспаться, – и даже всхрапнул, хотя казалось, что он не спит, а лишь лежит с закрытыми глазами.

Поспешно облачившись в доспехи, царев посланник выбежал из шатра и грозно крикнул уже стоящим возле оседланных коней охранникам:

– Почему не разбудили?

– Атаман не велел. Так и сказал, мол, не тревожь его светлость, а как проснется – пусть к воеводе отправляется, – пояснил начальник стражи.

– И давно ушли? – растерянно спросил Новосильцев, глядя на опустевший казачий стан.

– Да с час назад. Всей разбойною ватагой подались к переправе, никого здесь не осталось.

Вскочив в седло, князь Дмитрий помчался к реке. Когда он наконец-то добрался до моста, то увидел, что большая часть конницы, назначенной в набег на ляхов, уже перешла на ту сторону. Пробираясь сквозь столпившихся у берега стрельцов, Дмитрий Михайлович столкнулся с Барятинским.

– Никак, от варнаков своих отстал, – насмешливо сказал полковник. – Не печалься, догонишь, они только что прошли. Вон, кажись, их атаман с этим, как его, который пленника доставил, на косогоре маячат.

Перебравшись через реку по как попало сшитому из бревен настилу, Новосильцев направился к указанным Барятинским всадникам. То и вправду были Ванька с Емельяном.

Дмитрий Михайлович хотел было упрекнуть их за то, что бросили его, но, почуяв на себе отрешенный взгляд атамана и откровенно злобный Княжича, умолк, растерянно взирая на друзей.

– Зря ты, князь, сюда пожаловал. Тебе бы лучше с воеводой, возле пушек быть, – раздраженно изрек хорунжий, указав на реку. Новосильцев оглянулся и сразу понял причину Ванькиной озлобленности. Шуйский не дал пушек атакующим католиков полкам, а установил орудия вдоль берега, опасаясь ответного удара Батория.

Потупив взор, князь Дмитрий тихо, но уверенно промолвил:

– Нет, я с вами, – и встал рядом с атаманом, в волнении своем не заметив, как одобрительно кивнул Емельян и улыбнулся Ванька.

Продолжая прерванный появлением князя разговор, Чуб снова обратился к Княжичу:

– А поляков-то не видать, даст бог, и впрямь их полусонными накроем.

Тот с сожалением взглянул на атамана и, еле сдерживая злость, ответил:

– Хоть сам себя-то не обманывай. Погоди, вот рассеется туман – наглядишься на них досыта. В том и вся беда, что католики дозоры даже сняли. Наверняка все силы к лагерю стянули, да, как мы, для атаки выстраиваются.

Привстав на стременах, он посмотрел по сторонам и с тревогой в голосе добавил:

– Я теперь лишь одного опасаюсь, как бы они нас не отсекли от переправы. Тогда конец, если возьмут в кольцо – всех до единого повырубят.

Спорить атаман не стал. Указав на мост, по которому шла последняя стрелецкая сотня, Емельян распорядился:

– Едем, пора место занимать в строю.

Трогаясь за ним вослед, Ванька снова не сдержался и язвительно заверил:

– Не боись, место нам достойное отведут, самое погибельное.

Иван был зол не только от того, что Шуйский не дал пушек. Искушенный в ночных налетах, бывший кольцовский есаул прекрасно видел – время для атаки уже упущено, а воеводы еще даже не построили полки.