Проклятый остров - [73]

Индейцы приближались. Первый, огибая стол, провел по нему своей гигантской лапищей. Губы мои слиплись, воздух обжигал ноздри. Я хотел закрыть глаза, чтобы не видеть, как индейцы проходят рядом, но мне не повиновались даже веки. Неужели это никогда не кончится? Ноги тоже утратили чувствительность, как будто это были подпорки — деревянные или каменные. Хуже того, я стал терять равновесие, способность стоять прямо или даже опираясь спиной на стенку. Меня неодолимо тянуло вперед, голова кружилась при мысли о том, что вот-вот я качнусь и наткнусь на индейцев, как раз поравнявшихся со мной.

Но даже когда мгновение растягивается до вечности, ему тоже приходит конец; вот и я, не успев опомниться, увидел, что индейцы ступили уже на лестницу, ведущую в спальный этаж. Нас разделяло каких-то несколько дюймов, и однако я не ощущал ничего, кроме шлейфа холодного воздуха, который за ними тянулся. Они ко мне не прикоснулись и явно меня не видели. Даже предмет, который они волочили за собой, не мазнул меня — как я опасался — по ногам; а при тогдашних обстоятельствах приходилось благодарить провидение даже за такую малость.

Избавившись от непосредственного соседства индейцев, я не испытал особенного облегчения. Меня била дрожь, тревога не отпускала, разве что дышать стало легче. Я заметил также, что сделалось темнее: индейцев словно бы сопровождало некое тусклое свечение, не имевшее видимого источника, но позволявшее разглядеть их движения и жесты. Теперь же комнату заполнил неестественный мрак, проникший во все углы, так что я едва находил взглядом окна и стеклянную дверь.

Как было сказано выше, мое психическое состояние явно не соответствовало норме. Как во сне, способность удивляться совершенно отсутствовала. Органы чувств с необычной четкостью отмечали все происходящее, вплоть до мелочей, но ум извлекал из этих наблюдений только самые примитивные выводы.

Скоро индейцы достигли лестничной площадки и там ненадолго задержались. Я не имел ни малейшего понятия, что они станут делать дальше. Они как будто колебались. Напряженно прислушивались. Наконец гигант (я заключил это по его тяжелым, хотя и осторожным шагам) пересек узкий коридор и вошел в комнатку непосредственно над гостиной — в мою собственную спальню. Если бы не утренний неодолимый страх, ни с того ни с сего на меня напавший, я мог бы сейчас лежать в постели, а индеец стоял бы рядом.

Минуту-другую длилась тишина, сравнимая с той, какая предшествовала зарождению на земле звуков. Затем раздался долгий, пронзительный вопль ужаса, — огласив спящие окрестности и не достигнув еще ко мне, он склонялся над грузом, похожий в этой скорченной позе на какого-то монстра. А груз, простертый на кедровом суку, который тащил за собой по полу индеец, был не чем иным, как трупом белого мужчины. Скальп был аккуратно снят, по лбу и щекам растекалась кровь.

И тут, впервые за всю ночь, пали узы дьявольского заклятия, сковавшего ужасом мое тело и мою волю. С громким криком я кинулся к великану, чтобы схватить его за горло, но не ощутил под пальцами ничего, кроме воздуха, и без чувств рухнул на пол.

Я узнал мертвеца: у него было мое лицо!..[110]

Когда я услышал чей-то оклик и пришел в сознание, на дворе уже был день. Я лежал там же, где упал, рядом стоял фермер с караваями хлеба в руках. Грубовато-добродушный поселенец помог мне встать, поднял валявшуюся тут же винтовку и со словами сочувствия принялся за расспросы, но мной все еще владел ужас и отвечал я что-то невразумительное.

Обыскав дом и ничего не обнаружив, я в тот же день покинул остров и на оставшиеся десять дней поселился у фермера. Ко времени отъезда я благополучно справился с работой и полностью восстановил свое душевное равновесие.

В последний день с утра пораньше фермер на большой весельной лодке отвез мои вещи на мыс в двенадцати милях от его владений, куда дважды в неделю заглядывал пароходик, возивший охотников. Я же ближе к вечеру двинулся на каноэ в противоположную сторону; мне хотелось напоследок взглянуть на остров, где я пережил такое невероятное приключение.

Я прошелся по острову, обыскал домик, не без трепета ступил в маленькую спаленку на втором этаже. Ничего необычного мне не встретилось.

Отплывая, я заметил поодаль каноэ, которое огибало остров. Осенью каноэ на озере встретишь не часто, а это возникло как будто из ниоткуда. Слегка изменив курс, я проследил, как оно скрылось за ближайшим выступом скалы. Высокие, изогнутые нос и корма, двое индейцев. Немного взволновавшись, я замедлил ход: выплывет ли каноэ с другой стороны? Через неполные пять минут я его увидел. Нас разделяло не больше двух сотен ярдов; индейцы, сидя на корточках, быстро гребли прямо ко мне.

Никогда в жизни я не орудовал веслом с такой скоростью. Через несколько минут я оглянулся: индейцы бросили меня преследовать и вернулись на свою круговую траекторию.

Когда солнце садилось за материковым лесом и в водах озера отразились алые закатные облака, я оглянулся в последний раз. Большое берестяное каноэ с двумя зловещими тенями все так же ходило кругами вокруг острова. Сумерки быстро сгустились, озеро почернело, мне в лицо дохнул первый ночной ветерок, и я, обогнув береговой утес, потерял из виду и остров, и каноэ.