Проклятый бывший - [5]

Но она умерла всего через несколько месяцев после рождения Риса, и после этого все разговоры о переезде из этого чудовищного дома пресекались. Их домом был Пенхейвен.

Кошмарная, неудобная средневековая развалюха.

При первом приближении она всегда выглядела немного кривоватой, тяжелые деревянные двери провисали на петлях, и, поднявшись по ступенькам крыльца, Рис со вздохом сделал пасс рукой в воздухе перед собой.

Его ботинки и джинсы от «Хенли» замерцали и, расплываясь, преобразились в черную тройку с вышитым на кармане фамильным гербом. Отец предпочитал, чтобы в доме носили мантии, но даже нынешний костюм Риса уже был серьезной уступкой семейным традициям.

Он не стал утруждать себя стуком; отец узнал о его присутствии в ту же секунду, как он ступил на холм, возможно, даже когда он зашел в паб. Здесь повсюду были охранные заклинания, источник бесконечного разочарования для Риса и его братьев каждый раз, когда они хоть немного опаздывали к комендантскому часу.

Рис положил руку на дверь – и она распахнулась, зловеще застонав на петлях; ветер и дождь усилились, порывы оказались достаточно сильными, чтобы всего на секунду пробить брешь в заклинании Риса.

Ледяная вода хлестнула его по лицу, и теперь стекала по воротнику рубашки под мгновенно слипшимися волосами.

– Замечательно, – пробормотал он. – Чертовски замечательно.

А затем вошел внутрь.

Глава 2

Независимо от погоды снаружи, внутри Пенхейвена всегда царил полумрак.

Так больше нравилось отцу Риса. Тяжелые бархатные шторы закрывали большую часть окон, а те немногие, которые остались незакрытыми, были сделаны из толстого витражного стекла темных оттенков зеленого и красного. Искажая свет, проходивший через них, они создавали странные узоры на тяжелом каменном столе сразу за входной дверью.

Рис на мгновение задержался в прихожей, разглядывая массивную лестницу и висящий над ней портрет маслом, в натуральную величину изображающий Риса, двух его братьев и отца. Все они были в мантиях, торжественно смотрели на входную дверь, и всякий раз при виде портрета Рис вспоминал, как позировал для него в двенадцать лет, как ненавидел вынужденное состояние неподвижности, душное и неудобное облачение, каким нелепым казался отказ отца просто сфотографировать их вместе, чтобы художник мог создать портрет со снимка.

Отцу нравилось соблюдать традиции, так что потеть как собака во время позирования для портрета, равно как вырезать собственное святочное полено на каждое Рождество, а также учиться в Пенхейвенском колледже, считалось прямой обязанностью мужчин рода Пенхоллоу.

– Не заставляй меня ждать.

Голос прогремел отовсюду и ниоткуда, и Рис снова вздохнул, проведя рукой по волосам, прежде чем взлететь вверх по лестнице.

Отец находился в библиотеке, на долгие годы ставшей театром боевых действий почти для всех столкновений между отцом и сыновьями, и, отворив ее тяжелые двойные двери, Рис сразу почувствовал себя так, словно перенесся в прошлое.

Не только в собственных воспоминаниях – хотя воспоминаний, связанных с этой комнатой, у него хватало, – но и буквально. Отцовская библиотека каким-то невероятным образом сохранила больше готического стиля, чем остальная часть дома. Черное дерево повсюду, еще больше бархата, тяжелые серебряные канделябры, покрытые многолетними наплывами затвердевшего воска. Висящая над головой люстра из оленьих рогов отбрасывала мрачный свет на паркетный пол, и Рис никогда так не тосковал по яркому освещению своей лондонской квартиры. Открытые окна, белое постельное белье на кровати, удобные диваны, не поднимающие облачка пыли при каждом прикосновении.

И ни одной бархатной вещи во всем доме – даже чертовой подушки.

Неудивительно, что он никогда сюда не возвращался.

Саймон Пенхоллоу стоял перед большим зеркалом, которое использовал для гадания и общения с другими колдунами, сцепив руки за спиной, одетый, как и предсказывал Рис, в свою мантию. Конечно, черного цвета. Волосы у него тоже были черные, хотя в них прибавилось серебра, и когда он обернулся, Рис подумал, что теперь отец выглядит немного старше. Прибавилось морщинок вокруг глаз и седины в бороде.

– Знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как ты в последний раз был в этом доме? – спросил отец, и Рис сдержал саркастический ответ.

У него было по меньшей мере три на выбор, но отец никогда не был большим ценителем остроумия Риса, поэтому последний просто вошел в комнату и, подражая позе отца, заложил руки за спину.

– Я точно не уверен.

– Полгода, – ответил отец, потому что не в его привычке было говорить такие банальности, как «шесть месяцев». – Прошло полгода с тех пор, как ты в последний раз навещал своего отца и семейное поместье.

– В свою защиту замечу, что это все равно меньше, чем срок отсутствия Боуэна, верно?

Рис улыбнулся отцу, но, как всегда, Саймон оставался единственным человеком, неподвластным очарованию Риса.

– Деятельность Боуэна, по крайней мере, приносит пользу семье. В то время как ты прожигаешь холостяцкую жизнь в Англии.

У отца Риса «Англия» звучала как «клоака, полная разврата», и не в первый раз Рис задавался вопросом, не вел ли Рис в представлении отца жизнь значительно более интересную, чем на самом деле.