Проклятые - [11]

Раньше я никогда не водил машину, ну, пару раз заезжал на стоянку с отцом в качестве инструктора, поэтому хорошо запомнил блуждание в переулках и попытки удержать руль в неумелых руках. Когда я проезжал мимо зоосада, то посмотрел на вход, пытаясь увидеть, там ли еще Мишель, Лайза и Вайнона.

– И они были там? – спросили детективы.

– Нет, насколько я рассмотрел.

– Итак, ты поехал дальше спасать сестру.

– Да. Но как раз тогда я подумал кое о чем еще.

– О чем же?

– О моем дне рождения, который однажды праздновали в зоопарке. Мне тогда исполнилось шесть лет. Насколько я помню, это был единственный праздник, который устраивали специально для меня. Родители пригласили фокусника и все такое.

– А что еще?

– Он был немного странный, таинственный…

– Кто?

– Фокусник. Рядом с ним мурашки по коже бегали. А еще на нем было очень много грима.

Я посмотрел на детектива. Его ручка замерла над листком блокнота, он ждал, пока я начну рассказывать то, что ему было нужно.

Затем я вспомнил, как увидел клубы черного дыма, поднимающиеся где-то в центре Даунтауна. В нескольких кварталах от места, где я находился, – там, где имелись высокие постройки.

– Я знал, что сестра там. И она в беде.

– Как ты узнал?

– Мы близнецы.

– И что?

– Близнецы чувствуют такие вещи.

– Помоги нам понять: как это возможно?

– Я – это половина нее, и она – половина меня.

Потом они задали вопрос, на который у меня не было ответа. Они спросили, почему Эш прежде всего направилась в тот дом.

– Может, ее кто-то заставил? – предположил детектив с таким видом, будто эта мысль только сейчас пришла ему в голову.

Я тоже об этом думал. Невозможно было представить, что совсем не существовало людей, которые бы желали убить мою сестру. Причиной могли стать откровенная месть, неудовлетворенное желание, да просто стремление быть рядом с нею, чтобы увидеть, наконец, кто же она такая на самом деле.

– Зачем было ее заставлять? – спросил я.

– Чтобы сделать ей больно. Как сделали больно Мэг Клеменс.

– Но кому это понадобилось?

– Не знаю. Может быть, тебе?

– Мне?! Притащить Эш куда-то, чтобы… – Я чуть не рассмеялся. – Вы точно ее не знаете!

А потом я все-таки расхохотался. Или это были рыдания.

Мне стало лучше.

Мои ноги достаточно зажили, и я перестал морщиться всякий раз, когда больничная пижама касалась кожи. Меня выписали домой. Хотя слово «дом» в данном случае можно применить только потому, что не имеется другого. Он находился по прежнему адресу, с теми же комнатами, однако сразу стал пустым и гнетущим; даже когда включали свет во всех комнатах, в нем было темно. Отец теперь работал еще больше, чем прежде, и каждое утро оставлял в кухне на столе денег больше, чем мне требовалось. В окрестностях Детройта не осталось ни одного доставщика пиццы, которого я не знал бы. Я перепробовал продукцию всех пиццерий. А одна из них даже подарила мне футболку как «самому ценному клиенту».

Я не горевал по Эшли, но чувствовал ее отсутствие каждую секунду. Мне казалось невозможным, что ее не стало, что она могла, как любой человек, умереть и не вернуться никогда.

И это действительно было невозможно. Потому что она вернулась.

Глава 7

Я знал, что Эш мертва. Ее не стало и теперь нет в доме именно в физическом смысле, в каком есть, например, софа, на которой она сидела рядом со мной, или, скажем, пульт от телевизора, брошенный мною на пол. И все-таки, когда Эш впервые явилась мне после пожара, она выглядела намного реальнее всего, что я видел с момента ее смерти.

Как-то в среду я сидел один в гостиной и смотрел, как «Ред Уингз» проигрывают «Нью-Йорку». Отец спал наверху. Искусственный папоротник, стоявший в горшке у окна с задернутыми шторами, отбрасывал тень. И вот из этой сгустившейся черноты вышла она. Постояла, ожидая, пока я повернусь к ней и узнаю. Заметив, что привлекла мое внимание, она вошла в тусклый круг света, отбрасываемого светильником, и села на привычное место рядом со мной, с деланым интересом посматривая на экран.

– Какой счет?

Она спросила не вслух. Ее голос прозвучал у меня в голове так, как звучал постоянно, по крайней мере раз в день с тех пор, как ее не стало. С той только разницей, что теперь и она явилась вместе с ним.

– Тебя ведь здесь нет, – скорее всхлипнул, чем спросил я.

И ее не было. Пока… Вернее, была, но не совсем…

Я не мог пошевелиться и лишь переводил взгляд от телевизора к ней и обратно. Сразу, целиком, ее невозможно было рассмотреть, словно она могла проявиться только частями: голые колени сквозь дырявые джинсы, красноватые костяшки пальцев. Это было похоже на фотомонтаж или причуду воспаленного воображения, разыгравшегося от воспоминаний и качающейся тени.

Но потом я почувствовал ее запах и услышал ее дыхание. От нее исходил холод, и эта леденящая аура убедила меня в том, что все это реальность, а не сон.

– Я нахожусь везде, где хочу быть, – произнесла она, не сказав ни слова.

Когда пришло время, из всех гуманитарных вузов я выбрал университет в Мичигане – прежде всего в надежде, что там будет легче спрятаться. И я оказался прав. Хотя, наверное, спрятаться можно с легкостью везде, когда тебя никто не ищет.