Проклятые экономики - [119]

Вопросы экономики стали второстепенными. «Согласно материалистическому мировоззрению, сама экономика является целью, а поэтому на различных этапах человеческого развития экономика становится фактором разложения и упадка. В то же время в исламе экономика рассматривается как средство, от которого нельзя ничего ожидать, кроме лучшей производительности для достижения поставленной цели»[579] – гласит конституция Ирана.

Через два года после революции производство основных видов промышленной и сельскохозяйственной продукции упало на 30–50 %, инфляция выросла до 30–35 % в год, валютные резервы уменьшились на 60 %[580]. Было национализировано около 80 % всей промышленности [581]. В частных руках в основном остались мелкие фирмы.

Во внешней политике США были объявлены главным врагом, Израиль – целью на уничтожение. Произошел захват заложников в посольстве США в Иране (о котором красочно рассказывает фильм «Операция АРГО»).

США в ответ заморозили иранские активы на сумму около $11 млрд [582]. Санкции включили в себя полный запрет гражданам и компаниям США вести бизнес в Иране и участвовать в совместных предприятиях с иранскими компаниями. Иран оказался в международной изоляции.

К 2020 году, спустя 40 лет после исламской революции, Иран остается бедной страной. ВВП на душу населения составляет менее 6000 долларов – это в два раза меньше, чем у соседней Турции, которую Иран опережал перед революцией [583]. Падение ВВП составляет примерно 2,5 % в год в последние годы [584]. Инфляция в 2019 году скакала в пределах от 25 до 40 % годовых, рост цен за 12 месяцев 2019 года на потребительские товары составляет от 50 до 100 %[585]. Иранская валюта (риал) не является свободно конвертируемой, но на черном рынке ее курс за последние полтора года упал втрое. Экономика страдает от высочайшей коррупции, перегруженного социального сектора и, разумеется, от западных санкций, наложенных на Иран из-за ядерной программы.

Основой экономической системы Ирана является уникальная сеть исламских (то есть контролируемых духовенством и в интересах духовенства) компаний. Созданные еще при шахе, они были преобразованы в специальные фонды, по сути, холдинги, управляемые государством. Эти компании размещают заказы на государственные средства частным организациям, представляющим интересы крупных чиновников, руководства КСИР (корпуса стражей исламской революции, местных силовиков), высшего духовенства. Экономика держится на инфраструктуре, построенной еще при шахе. За последние 40 лет страну покинуло более 4 млн человек (5 % населения)[586], в основном студенчество, интеллигенция, бизнесмены.

В последние два года в Иране усилились антиправительственные настроения, и участились акции протеста, но до очередной революции еще далеко, да и кто может в Иране прийти к власти вместо полностью занявших собой всё политическое поле ультраортодоксов, неясно. Ясно другое – политическая и экономическая катастрофа, превратившие страну – кандидата на вхождение в лигу развитых стран с современным обществом – в бедного изгоя, общество в котором связано средневековыми религиозными ограничениями, состоялась не в год революции, а гораздо раньше – тогда, когда реформаторы стали использовать ресурс, имеющийся у государства, на проведение реформ, не задумываясь о последствиях для общества и о готовности самого общества принять проводимые реформы. Примеров подобных рукотворных катастроф множество – режим Альенде в Чили, в частности. Да и реформы в России в 1990-е годы, хотя сами по себе и не привели к открытой революции, но массовое недовольство тем, как они проводились, стало основой для идеологической поддержки политики «реставрации», которую в XXI веке проводила власть в России под руководством президента Путина и его окружения. Россия, спустя 30 лет после начала нашего века, значительно продвинулась по пути «иранизации», растеряла весь свой экономический импульс, погрязла в политике изоляционизма и конфронтации с развитыми странами и стремительно наращивает репрессивный аппарат – и истоки этого также лежат не в 2001 году, когда к власти в стране пришел молодой ставленник уходящего президента Ельцина, а в ошибках реформ, отвративших население от идеи построения либерально-капиталистического современного общества.

Глава 19. Цвет революции

Об одном страхе, породившем стандартные мифы о заговоре «темных сил», но объясняющемся вполне реальными экономическими предпосылками

Воспитанные на советских учебниках школьной истории, мы привыкли рассматривать историю как поступательный процесс смены формаций, а революции – как точки переломов, на которых такая смена происходит. Разумеется, не всегда революции были удачными – случалось, что «старая» формация побеждала (как в 1905 году в России), случалось, что «революционные завоевания не удавалось сберечь» – и наступала «реставрация», как после Великой французской революции. Но, так или иначе, в революции в нашем школьном представлении боролись «старое» и «новое» – мы болели за «новое» и радовались его победам.

Но пришел XX, а потом XXI век, и поток новостей принес нам информацию о десятках стран, в которых революции – не редкость, а практически образ жизни, редкое десятилетие проходит без массовых выступлений, кровопролития, свержения правителей и прихода к власти новых групп. Но, что самое интересное, время в этих странах как будто идет по кругу: в результате очередной революции (переворота, если хотите, но всё же не совсем – перевороты это дело рук узкой группы лиц из элиты, а в этих странах в процесс смены власти вовлечены, что называется, широкие народные массы) к власти приходит очередная группа военных или гражданских, которые начинают управлять страной практически так же, как и предшественники (иногда бывает, что два типа управления, например, военная правая диктатура и лево-популистский режим сменяют друг друга по очереди).