Проклятие Звёздного Тигра. Том I - [7]

— Где моя минела?

Я вздрогнул. Его голос… в эллине он был полон такого отчаяния, что сжималось сердце. Здесь, в прошлый раз, — дрожащий, слабый, как писк котёнка; и мне было жаль его до слёз и хотелось защитить и согреть. А теперь — острый, как заточенная сталь. Об такой голос и до крови порезаться недолго!

Я встал, вынул минелу из развилки в ветвях и подошёл к нему. Он удивил меня: легко приподнялся на ладонях и сел, скрестив ноги; все движения плавные и грациозные — и не скажешь, что ему больно! Чёрные глаза ожили и сверкали колючими огоньками:

— Без чехла? Трясины! Давно?

Я решил «трясин» не замечать: он же бродяга, он привык к грубым словам. Зато больше не молчит!

— Нет-нет. Я всегда храню её в чехле. Просто я её брал недавно. Я бы не забыл про чехол.

— Ты брал… — сталь оделась в бархат: — Прошу прощения, милорд.

— Да не за что. Не зови меня на «вы», я не люблю всяких почтительных обращений.

Он вздёрнул брови и слегка склонил голову.

— А я люблю. Сьер Тиин — звучит очень мило. Правда?

Он пошутил? Вид у него серьёзный… Или это дерзость? Дерзости от бродяг Рыцарю выслушивать не подобает!

— Извини. Глупая шутка, я понимаю.

В голову настырно лезла мысль: он говорит свысока и смеётся надо мной, причём смеётся недобро. Я с усилием её отогнал и улыбнулся:

— Вот ещё, за шутки извиняться! Странно, если мы станем вести себя… ну, будто совсем чужие.

— Да, странно. Ты ведь так обо мне заботишься. Это же ты прыгнул к Лили? Я у тебя в долгу.

— Никаких долгов, — пробормотал я. Отчего у меня вдруг появилось ощущение увесистой пощёчины? Да я просто отвык с людьми разговаривать! Прав был Мейджис, нельзя всё свободное время сидеть в библиотеке. Теперь мне чудятся насмешки в невинных шутках и оскорбление в каждом взгляде! «Как пристально он смотрит, а я опять краснею, и вид у меня дурацкий». Я поспешно протянул ему минелу:

— Возьми. Я ничего не испортил, ты не беспокойся.

— Хорошо играешь?

— Совсем никак. Я просто трогал струны. Она отзывается, как живая, а мне хотелось поговорить хоть с кем-то, кто отвечает…

Я осёкся: похоже на упрёк. Ну и отлично я веду себя — едва успели познакомиться, а я уже требую!

— Мне казалось, — неожиданно сказал он, — стоит открыть рот, и я закричу или разревусь на весь лес. Огонь и боль. И слишком живые сны. Тот Рыцарь обещал убить Лили, если я крикну. Я думал, что прокусил губу насквозь. — Он усмехнулся. — И что я умру. От какого-то кнута… глупо, правда?

Давиат, как мне его остановить?! Вина уходит с искуплением! Заплатил — значит, вины и наказания как бы и не было. Ну зачем он об этом?!

— А в снах я всякий раз вскрикивал в конце, — непринуждённо поведал Вил. — И все вокруг хохотали. И впрямь смешное было зрелище, верно?

— Смешное?! — я ощутил тошноту от воспоминания. — Нет. Совсем нет. Вил… ты лучше забудь. Это прошло. Нельзя отдаваться во власть прошлому. Жить надо настоящим.

— Так учат в Ордене? И ты так умеешь? — он сощурился. — Настоящее. Сны о тех столбах и шрамы на спине, как проснёшься… А, ладно. Главное, Лили жива. А ты часто там оказывался?

— Где? — я не успевал следить за причудливым течением его мыслей.

— Ну, между столбами. — Он смотрел мне в глаза, улыбаясь. — Как это… в эллине, да? Часто?

Я ошеломлённо затряс головой. Ну и вопросы! Час от часу не легче.

— Ни разу. Я поступаю, как мне кажется правильным. Почему бы мне захотелось идти в эллин?!

— М-да, — хмыкнул он, изгибая густые брови. — Мне тоже не хотелось.

— Но ты вошёл за Черту. — Мне не нравилось чувствовать себя смущённым, и оттого я говорил более резко, чем намеревался. — Нарушил запрет. И тебе ещё повезло: тебе же позволили сохранить минелу!

Он задумчиво кивнул. Какое странное выражение на его лице. И взгляд очень-очень странный.

— Да. Они были очень добры. Я запомню на всю жизнь. Особенно тот, высокий. Не скажешь имя?

— Мейджис Эвин Сатсел. — Я думал о нём с нежностью… и, как всегда, с горечью в глубине: самый близкий из всех живых людей в мире. — Лорд Трона.

— Отец? — небрежным тоном бросил Вил.

— Наставник. — «Это прошло. Жить надо настоящим. И ты так умеешь?» — Отец умер.

— Давно? — отозвался Вил. Я беспомощно смотрел на него, не зная, как прекратить всё это.

— Шесть лет назад. — «Это прошло». — Он заболел… — «Хватит!» — Извини, я не люблю вспоминать.

— А мама у тебя где? — спокойно продолжал Вил. — Ты её вообще-то знал?

У меня появилось чувство, что меня раздели и исследуют моё устройство самым простым методом: разрезая кинжалом, где заблагорассудится исследователю.

— Она… за два года до него. Был пожар. Мы жили не в Замке, в домике, из брёвен. Ну и вот…

Он помолчал, склонив голову и пощипывая струны.

— А тебе сколько лет? Семнадцать?

Как вовремя! Ещё слово о моей семье, и я не сумел бы сдержать слёз. Улыбнись, быстро! Вот так.

— Пятнадцать. Два дня назад исполнилось.

Вил хмыкнул и потёр висок.

— Ну надо же. Промахнулся. Теперь того и гляди сливами закидают! — и пояснил: — Это у меня фокус такой — по лицу и голосу возраст угадывать. Народ с ума сходит от восторга. Обычно я не ошибаюсь. То есть, я вообще никогда не ошибаюсь. Поздравляю, ты первый. — Он усмехнулся. — Если я и стихи разучился складывать, останется только к речке — и камень на шею.