Проклятие Византии и монета императора Константина - [23]

– Врожденное чувство земли! Какие точные слова! – в задумчивости произнес Дэн и продолжил засыпать Машу вопросами.

Впрочем, иногда они бывали очень каверзными, ставили Машу в тупик или даже возмущали. Особенно когда Денис заводил разговор о новомодных теориях, перекраивающих традиционные исторические знания.

– Прости, Дэн, но ты всякого хлама начитался! – повышала она голос. – Пойми, это никакие не источники, а чушь собачья, лженаука, переписывающая мировую хронологическую модель. В этих книжках вся история с ног на голову переворачивается, и получается, что египетские пирамиды построил Карл Великий, а Иван Калита и хан Батый – одно и то же лицо.

– Ну и что. Это ведь только гипотеза, – с обычным своим благодушием возражал Дэн и гладил ее по голове (таково было проявление дружеской нежности, но только ли дружеской?). – Пятерочница ты моя, аспирантка. С таким замшелым консерватизмом далеко в науке не уедешь. Новые гипотезы должны иметь право на существование. Иначе не будет развития.

– А я тебе говорю, что не имеют! – с жаром возражала Маша.

Наблюдая, как его оппонент начинает кипятиться и нервничать, Дэн только тихонько посмеивался.

В спорах Марья Геннадьевна никогда не умела сохранять хладнокровие, щеки у нее пунцовели, голос срывался, а логика буксовала.

– Ты – не специалист, Денис, а берешься рассуждать о том, в чем не разбираешься. Я же не учу тебя, как людей лечить! – возмущалась она, понимая, что приведенные ею доводы никуда не годятся.

Тогда театрально поднимая руки вверх, Денис поспешно соглашался, в глубине души оставаясь при своем мнении.

Как-то раз этот их спор вышел за пределы палатки.

Дело было под вечер после ужина, из-за стола почти все уже разошлись, остались лишь Маша с Дэном и Гарик.

Тот, разругавшись с обоими Вадимами, как собачий хвост всюду следовал за Денисом, одолевая его своими нудными разговорами – в друзья напрашивался. В известной степени он даже стал представлять некую угрозу Машиному плану.

Тогда разговор снова коснулся скользкой темы. Начал Гарик, у которого по любому вопросу была своя точка зрения, отличная от общепринятой. На этот раз он выдвинул новую «гениальную» гипотезу происхождения имени «Рюрик». Маша фыркала, но молчала, а Денис будто специально подбрасывал поленья в огонь, поддакивая Вадику, а потом заговорил о новой хронологии. Тут и Гарик заразился от него идеей «равенства всех возможных гипотез».

– С ума сойти можно! Студент-историк, и такую плетет околесицу! – не выдержав, вскипела Маша. – Ведь, по сути, ты сейчас подвергаешь сомнению дендрохронологическую датировочную[19] шкалу. Это же основа основ, Гарик!

Марья Геннадьевна даже подскочила от такой наглости и уже намеревалась в качестве последнего аргумента использовать стоявшую на столе банку с цветами. По счастью, в этот момент к полевой кухне подошли Ниловна и Сева Архипцев. К нему Маша и обратилась за поддержкой.

Глаз у Архипцева тотчас загорелся. Прервав гастрономические распри с поварихой, он с азартом ринулся Маше на помощь:

– Вот ты, Гарик, говоришь, что есть такая гипотеза[20]. Но, на мой взгляд, вы с Денисом этим словом злоупотребляете, забывая, что гипотеза должна иметь под собой базу, то бишь научную основу. Для вас же это полный синоним слова «мнение», – начал он. – И вы провозглашаете идею равенства всех возможных мнений! Полная демократия и полная ерунда!

– Ха! В мои лета не должно сметь свои суждения иметь! – с усмешкой ввернул Гарик цитату из Грибоедова.

– Не в летах дело! А в том, что ни у тебя, потому что ты еще только учишься, ни у авторов тех теорий, чье мнение ты приводишь, нет элементарного базового образования! – парировал Архипцев. К нему подошла Дина, уселась рядом и слегка тявкнула, намекая, чтоб ее погладили. Хозяин потрепал собаку по голове. – Под сенью торновской научной экспедиции мы с Диной даже имен их называть не станем. Правда ведь?

Овчарка замахала хвостом и наклонила голову набок.

– Как это нет образования! Он же кандидат технических наук! – возразил Дэн.

– Не кандидат, а доктор! – поправил его Гарик.

– Нет, я имею в виду в той области, в которой он так смело выдвигает гипотезы, – с прищуром сказал Сева. – Ребят, вы поймите, то, что вы повторяете, даже не любительщина, не дилетантизм, а пугающие суждения профана, то бишь вредные измышления на тему… Вот вы, скажем, десять минут назад жарко обсуждали происхождение имени «Рюрик», строили самые разнообразные предположения, что на самом деле он был «Юрик» или даже «Кир»[21]. А возражения Марьи Геннадьевны не слушали. Это, мол, все и так известно, в учебниках написано.

– Между прочим, нам в институте говорят, чтоб мы учились рассуждать, строить предположения и все такое… – не сдавался Гарик.

– Стало быть, то, что в учебнике написано, занудство и чепуха. А я, услышав два сходных по звучанию слова, разгадал их действительное происхождение. Так, что ли, у вас получается? – спросил Архипцев.

– Именно так! «Свет знаний воссиял передо мной, и мне открылась истина», – радостно подхватила Маша, видя, как Гарик пасует перед железной логикой Архипцева.

Даже Ниловна, позабыв про свои обиды на Севу, сняла передник, подсела за стол и стала слушать.