Проклятие виселицы - [158]

Он заговорил о доме, и я задохнулся — я сразу понял, где видел прежде это лицо, а точнее, его более юную копию. Я сказал ему, что Джерард, его сын, здесь, в городе. Что минуту назад он был в этом доме.

Но он умолял меня не говорить Джерарду, что жив. А потом... потом он стал просить меня сделать всё, что в моих силах, чтобы защитить Аяза и его семью.

Он сказал, что был взят в плен отрядом из города во время набега, и через тоннель его притащили в Акру. Хозяева города калечили пленников и оставляли умирать. Но той ночью Аяз нашёл отца Джерарда, ползущего среди мёртвых и умирающих пленников. Он тайно принёс его в свой дом, ухаживал за его ранами, кормил его тем немногим, что имел, и прятал.

Видишь ли, как и многие в этом городе, отец Аяза сражался в прошлой Святой войне, не как сарацин, а против них, как христианин. Отца Аяза взяли в плен и силой заставили принять мусульманскую веру в обмен на жизнь. Он женился на местной женщине, и теперь их сын Аяз, как и остальные жители города, сражался против собственных братьев-христиан. Аяз хотел сохранить жизнь Джерарда в память о своём отце, который когда-то был христианином.

***

Элена затаила дыхание, боясь прервать рассказ Рафаэля, но тут не смогла удержаться от вопроса.

— Ты сделал, что просил тот несчастный? Ты убил отца Джерарда?

— Я не смог.

Слова звучали так горько, что несмотря на свой гнев, Элене захотелось обнять его и утешить.

— Я оказался трусом. Я не мог убить его, зная, кто он. Я договорился увезти его в Англию... Я думал... я надеялся, когда он научится жить таким, каким стал, то, может быть, снова захочет увидеть сына. Но чем больше я узнавал Джерарда, тем более понимал, что это знание сделает с ним... с ними обоими. Джерард убил человека, спасшего жизнь отцу, хуже того, он убил единственного сына Аяза, беспомощное дитя. Джерард не вынес бы этого знания. И если бы я помог им встретиться, тогда и отец узнал бы, что сделал Джерард во имя него. Как я мог им добавить и эту боль? Разве мало они страдали?

Элена зажала ладонями рот, чтобы удержать готовый вырваться крик.

— Тот человек... тот несчастный в клетке в подвале Матушки, это отец Джерарда!

Рафаэль поднял голову и взглянул на неё, лицо искажало страдание. Ему было незачем отвечать.

— Как же ты мог оставить его вот так, в клетке?

— Что же мне было делать? — Рафаэль опустил голову на руки. — Мне нужно было безопасно спрятать его. А денег, чтобы заплатить за жильё и присмотр за ним на те годы, что он мог прожить, у меня не было. Как бы он выжил, побираясь на улицах? Матушка взяла его, когда я уже не знал, куда его поместить. Она была обязана мне спасением жизни её брата Та... брата, которого она не видела с детства. Она согласилась его принять. "Жизнь за жизнь", — сказала она. По крайней мере, здесь ему не приходится выносить людское презрение или жалость, ведь Матушка никого не жалеет.

Элена не могла смотреть на него. Прикрыв глаза, она пыталась собрать воедино все обломки своих рассыпанных мыслей. Те сны были совсем не о ней. Она никогда не причинила бы зла своему ребёнку. А всё, что случилось — её арест, и смерть Атена, и то, что с ней делали Хью и Рауль, и сегодняшнее нападение на Осборна — ничего этого не было бы, если бы не единственный сон. И это не её собственный сон, он был навязан ей Рафаэлем.

— Почему? — закричала она Рафаэлю. — Почему ты выбрал меня? Ты мог взять в пожиратели грехов любого — нищего, вора, бродягу, кого угодно. Почему я? За что? Какое зло я тебе причинила?

Он уставился на Элену.

— Как ты не понимаешь? Это не было наказанием. Я не мог вынести это один. Пока жив был Джерард, мы несли эту ношу вдвоём. Наше бремя, но и связь между нами, которая делала нас ближе кровных братьев.

И когда он ушёл, я не мог передать этот груз чужаку. Он — часть меня, моя память, это я весь, и я хотел разделить его только с тобой. Во всём мире одной тебе я мог это отдать, потому... потому что люблю тебя.

Элена замерла, с ужасом глядя перед собой, на этого жалкого и несчастного человека. Слёзы ручьём лились по его впалым щекам. Он протянул к ней огромные руки безнадёжным жестом ребёнка, жаждущего утешения, а потом бессильно уронил их, словно понял, что ничего не получит.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвалась Матушка. Рафаэль поспешно отвернулся, стирая влагу с лица. Элена не могла пошевелиться. Она всё так же смотрела на него, не в силах поверить.

Матушка переводила взгляд с одного на другого, ощутив то, что носится в воздухе, но времени церемониться не было. Она нетерпеливо фыркнула.

— Живо поднимайтесь оба. Ниже по реке вас ждёт лодка. Лодочник не рискнул приблизиться к городу, могут остановить и проверить. Я сама отведу вас туда. Тальбот останется здесь, на случай если придут солдаты. Торопитесь, скоро рассвет, а мы хотим, чтобы до тех пор вы убрались из Норвича. Вот твой узелок, дорогая. А теперь отдай мне тот плащ и амулет, вдруг их кто-то узнает. — Она сунула в руки Элены другой плащ, потемнее и старый, подбитый серым кроличьим мехом. — В нём тебе будет тепло на воде.

— Вода? — непонимающе переспросила Элена.