Проклятие весны - [22]

Дарик был не в силах вымолвить ни слова. Он повторил процедуру и закончил очищать рану.

— Ты отлично справляешься, — заметила Рейн. — Ты скрывал от меня талант к целительству?

— К сожалению, нет. Я лишь пытаюсь руководствоваться здравым смыслом.

— Это один из тех моментов, когда тебе стоит с помощью маленькой лжи попытаться меня успокоить, — поддразнила она.

— Я приберёг этот коварный приём на особый случай.

— Какой? — спросила она.

Дарик откупорил маленькую фляжку со спиртом, которую захватил с собой на всякий случай. Он никогда не пил эту дрянь, хотя знал, что искусные целители используют спирт, чтобы обработать раны и не допустить заражения. Смочив тряпку дурно пахнущей жидкостью, Дарик глубоко вздохнул, собираясь с духом.

— Это совсем не больно, — солгал он, прижав ткань к порезу на плече Рейн.

Она взвизгнула. Дарик поморщился, но удержал её на месте за другое плечо. Где-то вдалеке ухнула сова.

В конце концов, Рейн затихла и медленно вздохнула, расслабив напряжённую спину. Дарик снял тряпку. Рана лишь слегка кровоточила, уже образовывались новые струпики.

— Перевязать будет сложно, — заметил он, осматривая длинный, но неглубокий порез.

— Дай ему просто высохнуть. Я почти не ощущаю раны.

Рейн взяла лежащие перед ней два плаща.

— Тогда повернись к огню, чтобы согреться, — предложил Дарик.

Кивнув, Рейн отвернулась раненым плечом к пламени. Дарик молча стоял рядом.

— Ты ужасно молчалив, — наконец признала она.

Его захватили физические инстинкты, которые кричали. Обними её. Прикоснись. Поцелуй. Необузданное желание бушевало в крови. Ему не хотелось разговаривать.

Пытаясь сосредоточиться на чём-то другом, а не на обнажённой коже Рейн при свете костра, Дарик начал разбивать лагерь на ночь. Лошадей они ранее загнали во двор, поэтому он разложил спальные мешки и одеяла. Потом дошла очередь до еды. Дарик протянул Рейн хлеб, сыр, маленький мешочек с сушёными фруктами и немного слабого чая, заваренного прямо в чашках.

Отвлечься не получилось. Его поглотила страсть. Он всю жизнь держал своё желание на коротком поводке, надёжно похоронив под их настоящей дружбой. Однако в последние дни поводок оборвался, обнажив истину. Он хотел её всеми возможными способами. Навсегда.

Но если он сделает её по-настоящему своей, то чтобы потерять…

Дарик не знал, как сможет жить дальше.

Он уже не представлял своего будущего без неё. Всё изменилось в момент, когда отец объявил о помолвке Рейн с Альдо Локвудом. Обручение с Астреей было отвратительной перспективой, но он по глупости полагал, что это вряд ли встанет между ним и Рейн. Астрея была ему полностью безразлична. А Рейн оставалась бы рядом, и в их жизни ничего не изменилось.

«Каким же ослом я был!»

— Перестань пялиться на меня, Дарик.

— Конечно, — он моргнул и отвернулся, а потом ушёл за дровами.

* * *

Жар в глазах Дарика мог вызвать лесной пожар. Рейн глубоко вздохнула. Потом снова. Потребовалось три вздоха, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. Стоило ему скрыться за углом, как она осторожно ощупала рану и, убедившись, что та сухая, натянула чистую блузу и снова завернулась в плащ. Ожидая возвращения Дарика, она вернулась к костру. Её мысли прибывали в смятении.

«Если бы я поманила, а не прогнала прочь, он бы пришёл?»

Рейн хотела его больше всего на свете и во всех отношениях. Тем не менее, Дарик прав: они не свободны, и их долг был тяжёлым бременем.

Раньше все обязанности ложились на плечи Дарика, теперь же ответственность возложили и на неё. Скоро она останется единственной представительницей рода Эш, связанная честью, пятнадцатилетней любовью и послушанием, дабы носить имя, переданное ей королём и королевой по своей воле.

Хотя король Уайлдер мог действовать решительно и жестоко, он был хорошим человеком, правителем со справедливыми принципами. Он был прав, назвав Дарика эгоистом из-за желания оставить её с ними, когда её ждала лучшая жизнь в Пейрре с Альдо Локвудом. Супруг. Королевство. Безопасность. Дети. Доброта и, возможно, даже привязанность.

Однако она была ещё большей эгоисткой, поскольку жаждала остаться с Дариком.

Только мысль о спасении всего дома и гарнизона солдат от потери средств к существованию и званий заставляла её колебаться.

Рейн крепко зажмурилась, пытаясь отгородиться от терзавших её чувств. Жизнь казалась более беззаботной, пока эмоции не сыграли в ней свою роль.

Она едва помнила тот период свой жизни. Такой расплывчатый и бесформенный, слишком огромный для её нынешнего восприятия. В голове остались лишь фрагменты воспоминаний или скорее впечатлений. А ещё ничтожная сила, которая по своей природе ничто по сравнению с мощью и свирепостью времён года.

Спустя время вернулся Дарик с большой охапкой дров, которой должно хватить на всю ночь. Он сложил их около костра и сел напротив.

— Почему ты назвал меня Рейн? — спросила она, глядя на него поверх пляшущего меж ними пламени.

— Что? — Он нахмурился, не спуская с неё глаз. — Тебе не нравится это имя?

— Отнюдь. Думаю, учитывая обстоятельства, оно подходит как нельзя лучше.

Некоторые поленья оказались либо смолистыми, либо влажными от снега. Прежде чем Дарик ответил, костёр стал потрескивать и шипеть.