Проклятие. Отверженные - [45]

Ирина была подавлена, даже сейчас, сообщая эту радостную весть.

— Ну и хорошо.

— Спасибо тебе — прошептала Велесова Андрею — за то, что тогда отдал тот приказ и защитил всех.

— Я лишь выполнил свой долг. Я же твой помощник — с наигранной улыбкой отозвался сержант.

Ира потянулась за ключами, чтобы открыть камеру парня, но тот её опередил:

— Не стоит, Ира. Давай немножко попозже. Камера, это как раз то, что мне сейчас больше всего нужно. Хочется побыть одному и обдумать все.

Голос Андрея был таким же подавленным, как и у его командира. Без лишних слов, Ира убрала ключи в карман и направилась к выходу на верхние этажи.

— Спасибо… — прошептал Петренко девушке, но она его уже не слышала.

Глава 27

— Эй, парень, ты чего здесь разлегся? Замерзнешь же насмерть!

Открыв глаза, я увидел перед собой старика, одетого в какие-то лохмотья. Полуденное солнце слепило глаза, а голова ужасно болела.

— Тебя что, избили? — спросил он меня, глядя на засохшую, на лице кровь.

— Да так, немного поиграли с одним знакомым — сухо бросил я ему в ответ, поднимаясь на ноги — ты сам кто такой?

— Митричом все называют — улыбнулся старик и протянул мне стакан, наполненный горячим кофе из термоса, что всего минуту назад был прицеплен к его туристическому рюкзаку — Держи, согревайся.

— Называют? А имя то у тебя есть, старик? — усмехнулся я, с трудом протянув руку к стакану.

— А к чему оно тебе? Если не понравится, сбежишь что ли? — усмехнулся в ответ он.

— Сбежать, то не сбегу — ответил я, наконец, полностью почувствовав свое тело. Каждая кость в нем болела так, что мне казалось, будто я не дрался, а меня просто сбили машиной.

Старик налил себе кофе в другой стакан и, сделав глоток, взглянул на небо.

— Как же прекрасен все-таки мир — улыбнулся Митрич.

— Да уж. Особенно эти развалины. Война повсюду, старик. О какой же красоте ты тут рассуждаешь?

— О красоте мира, я рассуждаю — бойко отозвался он — Разве ты не видишь? Синеву этого зимнего неба? Блеск снега на солнце?

— Сейчас не время разглядывать пейзажи.

— Да? А мне кажется, что чтобы оценить красоту природы не обязательно искать подходящее время.

— Старик ты с головой то дружишь? В мире сейчас такой ужас творится, а ты снег разглядываешь.

Митрич сделал еще один глоток и глубоко вздохнул:

— Это ты дурак желторотый. В мире ничего не изменилось. Солнце по-прежнему сменяется луной. Синева неба уступает место звездной россыпи. А война? Это лишь причуды людей. Люди постоянно умирают. Это конец любого жизненного цикла. Просто во времена войн все это более масштабно.

— Странно ты рассуждаешь. Выходит тебя все происходящее не волнует? А если этот твой цикл заберет у тебя твоих родных? Тебя по-прежнему не будет это касаться?

— Я старый. И проживу не долго. Смерти моих родных никак меня больше не заденут…

Голос старика дрогнул. А я этого не заметил:

— Выходит ты какой-то бесчувственный человек?

— Нет — нежно улыбнулся в ответ Митрич — просто всех кого у меня можно было забрать, уже забрали. Я один одинешенек на этом свете.

Только сейчас до меня дошло, какую глупость я сказал.

— Митрич, ты сам, чем здесь занимаешься? — попробовал я сменить тему.

— Эх, какая все-таки молодеешь бестолковая пошла. Расспрашиваешь меня и расспрашиваешь. А сам даже имени не скажешь своего — бойко бросил он в мою сторону упрек.

И, правда. Я задал уже столько вопросов, а сам так не на один и не ответил.

— Андрей я. Так что ты забыл здесь? Неужели раньше жил в этом городе?

— Нет. Я из соседнего городка. Вот брожу по руинам, смотрю, где какое добро осталось.

— Так ты мародер что ли?

— Ну и так меня называют. Это еще не самый плохой вариант.

Старик откашлялся и достал из-за пазухи пачку папирос. Закурив одну, он выпустил облачко дыма и продолжил:

— Все эти вещи могут послужить кому-нибудь другому и помочь выжить. В том числе и мне. Я обмениваю их у военных на еду и воду. Ну а что-то продаю в городе или ближних деревнях.

— В городе?

— Ну да. Война же прошла уже этой дорогой. И люди постепенно начинаю возвращаться на пепелища. Кто-то собирает вещи и уезжает, а кто-то кому некуда больше податься, живет как я. Ты сам то, что забыл в этом городе?

— Да вот надо было кое с кем увидеться.

— Судя по всему, увиделся — усмехнулся старик — Ты ведь проклятый?

Сердце бешено заколотилось и я, заикаясь, спросил его:

— Как ты понял?!

— Да я тебя в чувство час привести пытался. А у тебя рука такая, раз почернеет, раз вспыхнет огнем. Кто еще кроме этих детишек так может? Да и видок у тебя тоже необычный. Порванная местами рубашка, джинсы и кроссовки. Кто нормальный зимой в таком виде бродить будет?

И, правда, ведь не поспоришь. Я уже и забыл, что мне должно быть холодно. Последнее время вообще не чувствую ни холода ни жара.

— И что? Бояться будешь теперь меня?

— Я? Тебя? Да сдался ты мне птенец — рассмеялся Митрич — ну есть у тебя какая-то сила и что? Хотел бы убить меня, уже убил бы. Да и доживешь до моих лет, по-другому на смерть смотреть начнешь.

— Это как же? Смерть это конец. Или не так?

— Для тебя может и да. А для меня это лишь начало чего-то нового. Я хочу прожить все отведенное мне в этом мире время и двинуться дальше. Никто ведь не знает, что за мир может скрывать от нас смерть?