Проклятие Оркнейского Левиафана - [44]

Профессор Макгрегор, оказывается, интересовался весьма широким кругом вопросов, а не только микро и макро механикой. Маккензи встретились обрывки из медицинской энциклопедии, наставления по химическим опытам, довольно пространное описание воздействия электрического разряда на нервную систему человека, а так же нарисованные от руки картинки, иллюстрирующие работу какого‑то серьезного механизма, размером с особняк самого профессора.

На первый взгляд, между этими бумагами не было ничего общего. Посторонний человек увидел бы в этой куче сведений обычный бардак из случайно перемешавшихся документов. Но Томас, прекрасно знавший, как работает мозг ученого, чувствовал, что напал на след. Все это являлось разрозненными частями одного исследования, но пока Маккензи не мог сказать — какого именно. В том, что все эти обрывки связаны, Томас мог сказать наверняка — он специально отложил самые старые записи, и самые свежие, выбрав только те, что касались событий годичной давности. Это было самым трудным — отсортировать бумаги по времени. На некоторых дневниковых записях, присутствовала дата, и это сильно облегчало работу. На других же, например, на печатных листах, даты, разумеется, не было, и тут Томасу пришлось попотеть. Благодаря дневнику профессора, молодому ученому удалось установить, какие именно темы интересовали Макгрегора год назад. И именно этим темам он уделил особое внимание.

Маккензи так увлекся выслеживанием едва заметных связей между столь разными темами, что непроизвольно вздрогнул, когда почувствовал, что рядом кто‑то есть. Вскинув голову, он обнаружил, что рядом стоит Эмма и с интересом изучает листки, разложенные ученым на столе в определенном порядке. В руках девушка сжимала стопку бумажных листов, найденных ею в книжных шкафах. Заметив удивленный взгляд Томаса, девушка улыбнулась и положила свою добычу на край стола.

— Вот еще немного работы для вас, Томас, — тихо сказала она, поправляя рыжую прядь, выбившуюся из строгой прически. — Не знаю, поможет это или нет. Скорее — нет, ведь, похоже, это старые и забытые документы.

— Посмотрим, — пробормотал Томас, заставив себя отвести взгляд от девичьих щек, тронутых румянцем, и обратить свой взор на пыльную стопку бумаг. — Кажется, я что‑то нащупал, но это еще не точно.

— Продолжайте, — шепнула Эмма, наклоняясь к Томасу. — У вас чудесно получается.

Рыжая прядь волос мазнула ученого по кончику уха, и он почувствовал, как сердце ускорило свой бег. В жилах закипела кровь, хлынула к щекам, и молодой ученый, почувствовав прилив новых сил, решительно схватил со стола новую пачку бумаг.

— Я разберусь, — с жаром пообещал он. — Обязательно разберусь.

Прежде чем склониться над бумагами, Томас бросил косой взгляд через плечо, пытаясь найти охотника за головами. И нашел. Но не всего мистера Райта, а только его тыльную часть, торчавшую из камина профессора. Фыркнув от столь неподобающего зрелища, Томас вернулся к бумагам, успев заметить, что Эмма вернулась к книжным шкафам, старательно избегая смотреть в сторону охотника за головами, принявшего столь вульгарную позу. Покачав головой, Томас вернулся к бумагам.

Через полчаса, разобрав стопку, полученную от Эммы, ученый с сожалением признал, что лишь зря потратил время. Это действительно были старые записи, не имевшие отношения к последнему крупному проекту профессора Макгрегора. Осознав это, Томас отложил эти записи в сторону и вернулся к тем бумагам, что он уже разложил по стопкам. Еще раз внимательно просмотрев записи, ученый начал замечать новые связи, и принялся заново раскладывать обрывки по темам.

Информации было мало, очень мало. Обрывочная запись в дневнике, пометка на полях атласа, рисунок на бумажной салфетке… Перед Томасом открывался целый мир обрывков, огромная мозаика из сотен крохотных кусочков разных цветов и размеров. Утомленное воображение рисовало молодому ученому огромный крутящийся шар из крохотных осколков, что висел в черной пустоте. И от некоторых осколков к другим тянулись едва заметные ниточки, что порой пересекались друг с другом. Факты, записи, события, догадки… И всего то нужно было взять эти соединенные нитями кусочки и приложить к другим, чтобы посмотреть, как они сочетаются между собой.

Прикрыв глаза и полагаясь только на собственную память и воображение, Томас сделал это. Сложил куски мозаики. Разобрал их, и сложил по новому. А потом, открыв глаза, начал заново раскладывать бумаги на столе.

Теперь Томас был уверен — перед ним, на самом деле, два проекта. Один, касающийся огромных механизмов, несомненно, являлся проектом самого Макгрегора. Другой, окрещенный Левиафаном благодаря меткам на папке, был, вероятно, проектом коллективным, и служил для Макгрегора лишь ориентиром в его собственной работе.

Прежде всего, Томас разобрался с трудом Макгрегора. Ему было посвящено большинство записей, и молодому ученому удалось, хоть и не без труда, повторить ход мыслей профессора. Он, как, оказалось, работал над проектом гигантского погрузчика, что должен был переместить чудовищный вес с одного места на другое. Четыре стрелы, две подъемные платформы, паровые двигатели, стыковочные мачты. Собственно, ничего удивительного в этом не было — похожие механизмы разгружали корабли в порту и разводили Лонбургские мосты. Интерес вызывали лишь размеры механизма и его мощность. Похоже, перед профессором стояла задача переместить какую‑то глыбу размером с небольшой садовый домик. Скорее всего, ее надо было поднять с транспортной платформы, и опустить в какую‑то дыру, причем сделать это надо было быстро и крайне осторожно — судя по пневматическим рессорам и компенсаторам. Более того, эту глыбищу нужно было очень точно установить на заданное место. Тут и начинались странности — именно здесь начинала прослеживаться связь с другим проектом.