Проклятие мумии, или Камень Семи Звезд - [70]

Той ночью я прекрасно выспался. «Сегодня ничего не случится!» — эти слова Маргарет наполнили меня ощущением полной и абсолютной безопасности. Ни я, ни кто-либо другой не сомневался в том, что так и будет. Только потом, когда все уже осталось позади, я начал задумываться, почему она так была в этом уверена. Наша поездка несколько затянулась, поезд ехал медленно, много раз останавливался и подолгу стоял. Но поскольку мистер Трелони не хотел оказаться в Вестертоне до наступления ночи, у нас не было причин спешить. Заранее было договорено, что рабочих будут кормить на определенных остановках, а для нас в нашем вагоне была припасена корзина с продуктами.

Тем утром все наши разговоры вращались вокруг Великого эксперимента, который полностью занял наши мысли. Чем ближе мы подъезжали к цели нашего путешествия, тем все больший энтузиазм охватывал мистера Трелони. Надежда в нем постепенно переросла в уверенность. Доктор Винчестер, казалось, полностью ушел в себя, но время от времени он неожиданно вступал в разговор, приводя тот или иной научный факт, который либо полностью опровергал логические построения говорящего в тот момент, либо приводил всех в изумление. Мистер Корбек, с другой стороны, проявлял некий скептицизм. Возможно, пока взгляды и убеждения остальных развивались и приобретали новые формы по мере развития разговора, его мнение оставалось прежним. Его отношение ко всей затее было неодобрительным, если не сказать крайне отрицательным.

Что касается Маргарет, то она выглядела подавленной. То ли оттого, что ее чувства вступили в некую новую фазу, то ли по какой-то иной причине она была намного серьезнее, чем раньше. Она была слегка distraite[13], как будто пребывала в задумчивости. Из этого состояния она ненадолго выходила, только когда что-либо нарушало однообразие поездки, например во время остановок на станциях или когда поезд с оглушительным грохотом переезжал виадук, пробуждая в окрестных горах и ущельях эхо. В такие моменты она поспешно вступала в разговор, стараясь показать, что, какими бы мыслями ни была занята, она продолжает следить за тем, что происходит вокруг. Мне ее поведение показалось странным. Иногда ее взгляд становился несколько застенчивым, а иногда — надменным, что смущало меня, поскольку раньше я за ней такого не замечал. А иногда в ее взгляде и движениях читалась такая сила чувств, что у меня от радости начинала кружиться голова. Однако за время поездки мало что прояснилось. Лишь однажды случилось что-то необычное, но поскольку мы все в тот момент спали, нас это не побеспокоило. О том, что произошло, мы узнали только утром от проводника. На переезде от Доулиша до Теинмута поезд остановился: кто-то, стоя прямо на путях, подавал знаки, размахивая факелом. Машинист выяснил, что впереди произошел небольшой обвал — с высокой горы обрушился слой краснозема, но, поскольку на рельсы он не попал, машинист, недовольный задержкой, продолжил движение. Проводник, как он сам сказал, подумал, что «на этой вшивой линии уж слишком переживают за безопасность!».

Мы прибыли в Вестертон около девяти часов вечера. Подводы и лошади уже дожидались нас в полной готовности, и рабочие приступили к разгрузке. Наша команда не стала дожидаться окончания работы, поскольку велась она под наблюдением опытных людей. Мы сели в ожидающий нас экипаж и сквозь сумрак надвигающейся ночи помчались в Киллион.

Нас всех поразил величественный вид дома, ярко освещенного лунным светом. Это было великолепное каменное здание в стиле эпохи короля Якова I, массивное и просторное, построенное на самом краю высокой скалы, нависающей над морем. Когда мы прошли по извилистой вырубленной в скале дороге и оказались на высоком плато, на котором стоял дом, в лицо нам ударил освежающий, пропитанный запахом моря влажный ветер, который принес с собой грохот и шипение волн, разбивающихся о камни внизу. Только тогда мы осознали, как хорошо укрыт от посторонних глаз этот дом, возведенный на каменной площадке высоко над водой.

Внутри дома все уже было готово к нашему приезду. Миссис Грант и ее подопечные хорошо потрудились: все кругом было убрано, начищено и сверкало свежестью. Бегло осмотрев главные залы, мы разошлись, чтобы умыться и переодеться после длительной поездки, занявшей больше суток. Мы поужинали в большой столовой в южном крыле, которое, собственно, и выходило на море. До нас доносился приглушенный шум волн, не смолкавший ни на секунду. Поскольку небольшой мыс, на котором располагался дом, выступал далеко в море, северная сторона дома была открыта и вид на горизонт не преграждали огромные скалы, которые высились со всех сторон, скрывая от наших взглядов остальной мир. Вдалеке, на противоположной стороне залива, виднелись мерцающие огни замка, а кое-где на берегу тускло светились окна рыбацких лачуг. В целом же поверхность моря казалась темно-синей равниной, на которой изредка вспыхивал отсвет звезд, отраженный накатом волны. Покончив с ужином, мы переместились в комнату рядом с кабинетом мистера Трелони. Недалеко находилась и его спальня. Когда мы вошли, первое, что мне бросилось в глаза, — это большой сейф, очень похожий на тот, который стоял в его комнате в Лондоне. Когда собрались все, мистер Трелони подошел к столу, достал свой кошелек, положил его на стол и накрыл ладонью, нажав на него пальцами. Странная бледность разлилась по его лицу. Торопливо раскрывая дрожащими пальцами кошелек, он сказал: