Проклятие – миньон! - [73]

– Мушки, милорд, – прокричал издали де Намюр, – я видел такие у красотки Моник.

– Отправляйся к ней, миньон, – велела я, – и возьми все необходимое. Скажи, что Бастиану Мартере графу Шерези необходима помощь любезной сестрицы.

Де Намюр вернулся через двадцать минут со всем необходимым графу Шерези и стайкой любезных сестриц сверх того.

Моник шепотом сообщила, что струнный концерт, которым услаждают слух всех желающих менестрели Станисласа – скука смертная, и что она с удовольствием поможет мне, а когда услышала, в чем именно ее помощь будет выражаться, воскликнула:

– Но зачем, любовь моя?

– Потому, любовь моя, – ответила я просто, – что если ты от чего-то не можешь избавиться, ты должен это подчеркнуть и сделать достоинством.

Парни дружно заржали, когда я объяснила им, что мы собираемся сделать. И работа закипела. Женские ручки веселых сестричек действовали проворно и четко, без них мы копались бы гораздо дольше.

Моник за работой болтала, я узнала о двух членах королевского совета, на которых стараниями ее подружек обнаружились алые звезды.

– Вальденс? – удивленно переспросила я, услышав знакомое имя. – Лорд Вальденс, отец Мориса?

Девушка пожала плечами:

– Долговязого, конечно, жаль, жизнь сына изменника не сахар, его лишат титула и имущества. Хотя, с другой стороны, лет двадцать назад у него и такой жизни не было бы, его бы попросту казнили.

– Почему? Он ведь не предатель. Разве сын должен отвечать за отца?

Моник набожно сложила руки перед грудью:

– Спящий, храни королеву! В правлении Авроры не истребляют семьи изменников до третьего колена, как было раньше.

Мы раскрасили всех актеров, выбелили лица, подрисовали брови и карминные губы и украсили щеки и ключицы кокетливыми мушками.

Я посмотрела на себя в зеркало. Зрелище было отвратительно-вульгарным, именно таким, как мне хотелось.

– Ты помирился с Гэбриелом, милый?

– Что? – Я встретила в отражении взгляд прекрасных голубых очей.

– Он разбил твое сердечко, любовь моя, и ты поклялся отомстить.

Моник довелось стать свидетельницей нашей с канцлерским сынком размолвки, а еще прелестная куртизанка была уверена в том, что граф Шерези предпочитает мужчин. Я, некогда не сумев другими средствами отразить ее любовный напор, придумала эту байку.

– Я отказался от мести.

– В обмен на привилегии или достигнув… – Она дополнила слова непристойной пантомимой.

Если бы не слой белил, краску, залившую мое лицо, заметили бы все. К счастью, издали донесся рев толпы.

– Начался смотр красного крыла, – пришел мне на помощь ван Сол. – Три десятка красавцев-воинов в полной экипировке, пытающиеся друг друга если не убить, то покалечить.

Девушки решили, что это зрелище поинтереснее струнного концерта, и побежали на плац, я прижала к горящим щекам ледяные ладони.

Время замедлилось, да что там замедлилось, оно почти остановилось, я слышала каждый медленный удар своего сердца, каждый выдох и вдох. Вечность, бездна, тьма… После вояк Оливера наступит наша очередь. Давящая тишина. Моя нервозность передалась всем присутствующим и, будто отразившись от толпы, вернулась ко мне в утроенном размере. Тик-так, шаг, вдох, так… Первая позиция, третья, четвертая, шаг, поворот, поклон. Подошвы бальных туфель мягко скользят по паркетному полу, шаг, поклон, поворот. Негромкий струнный перебор, это оживает мандолина одного из наших менестрелей. Я подстраиваю шаг, а слева и справа ко мне уже льнут мои партнеры по танцу. Им тоже невыносимо ожидание, они тоже рады хоть чем-то занять мысли и тело. Шаг, поворот, еще и еще.

– Графа Шерези и белое крыло ожидают в бальной зале!

Зычный крик герольда прервал нашу негромкую репетицию.

– В бой, господа! – скомандовала я. – Промедлить – значит потерять честь!

И тут девиз рода Шерези пришелся как нельзя более кстати.

Сам балет я практически не запомнила, то есть он остался со мною в неких телесных ощущениях. Прохладный порыв ветра – это вздох, которым встретила нас публика. В нем, этом вздохе, смешалось изумление и одобрение. «Какие хорошенькие!» – писк какой-то дамы. И вялые ободряющие аплодисменты, будто отскакивающие от плеч вишневые косточки. Акт первый – пастораль! И первый музыкальный аккорд, хлестнувший вдоль позвоночника. И ослепительный свет перед глазами, вдохновение, безумие. Некая высшая сущность, будто захватывающая мое тело и управляющая им.

Гэбриел Ван Харт был равнодушен к музыке примерно в той же мере, сколь и к танцам, а еще он невероятно устал. Подготовка сегодняшних испытаний утомила его невероятно. Но день еще не закончился, поэтому миньон сидел по правую руку от ее величества и вяло ожидал начала действа. Королевская ложа вмещала всего семерых – королеву с ее шутом, самого Ван Харта, Оливера Виклунда, не успевшего сменить свой красный мундир, Станисласа Шарля лорда Доре с мандолиной на коленях и обоих доманских послов, прочая свита которых жалась внизу к ограждению зрительного зала.

– А они неплохи, эти ваши миньоны, – протянул лорд Перес, сидящий за спиной Авроры.

– Неплохи? – Лорд Мармадюк фыркнул с комичным возмущением. – Мне казалось, что вы, милорд, успели выучить больше ардерских слов. Как насчет – «ошеломительны» или «непревзойденны»? Запишите их для памяти.