Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя - [35]

Вдруг всё же яд?

   — А вы опасны, молодой человек...

   — Рядом с сэром Френсисом это звучит как шутка, милорд.

   — Наглец, — сказал Уолсингем.

Но в глазах смуглого англичанина сверкнула усмешка.

Между тем граф Сесил пробежал глазами аккуратные строки письма. Удивлённо приподняв брови, перечитал содержимое.

   — Непостижимо и безумно! Сэр Френсис, что вы можете сказать о Ридольфи?

   — Флорентийский банкир. Болтун и позёр. Кажется, несколько сумасшедший.

   — А наш юный собеседник утверждает, что именно через Ридольфи шли деньги мятежникам.

   — Исключено, милорд!

Сесил поднялся из кресла, сделал несколько шагов в сторону Уолсингема.

   — Может, в том и игра, что Ридольфи будет заподозрен в последнюю очередь? Недооценивать испанцев — большая ошибка, сэр Френсис. Вдруг мы её допустили?

   — Милорд, одно письмо ничего не доказывает. Его могли подделать недоброжелатели и конкуренты германских купцов — да хотя бы и наш юный друг, к примеру. Или же умные головы из Ганзы специально подвели к нам этого молодого человека, чтобы мы поверили в ложь и рассорились с Филиппом Испанским...

   — Вы правы, сэр Френсис, одно письмо ничего не доказывает.

Уильям Сесил внимательно посмотрел на Андрея, о существовании которого, казалось, забыл во время стремительного диалога с Уолсингемом.

   — Хотите поступить ко мне на службу, юноша? Не отвечайте: вижу, что хотите. Тогда — добудьте мне весомые доказательства, что за спиной мятежников стоят Ридольфи и испанцы, и я обеспечу вас не только тяжёлым кошельком, но и шапкой из английской шерсти.

   — Милорд любит выражаться поэтично, — ухмыльнулся Уолсингем. — Вы поняли, что вам обещано, юноша?

—Да, сударь, — почтительно поклонился Андрей.

Среди немногих товаров, которыми славилась Англия того времени, была овечья шерсть. Пряжа, сукно, одежда. Пахотные земли превращались в пастбища, крестьян сгоняли с веками обрабатываемых наделов. «Овцы съели людей», говорили тогда на острове.

Шерстью гордились, но её же брали иногда по принуждению, чтобы не ввозить лен и шёлк с материка. Каждый подданный королевы Елизаветы обязан был раз в год купить шапку из английской шерсти.

Так что Уильям Сесил много пообещал Андрею Молчану. Стать англичанином, если называть вещи своими именами.

Однако на пути к признанию стояло небольшое дело: распутать нити заговора, оставшегося неизвестным вездесущей, как казалось, секретной службе её величества.

Интриги и комбинации возможны, если за вами стоят люди и знания.

Андрей был лишён всего, поэтому обратился к рекомендациям Божьим. Не мудрствуйте лукаво, сказано где-то в Писании.

Поэтому-то и стучал Андрей поздно вечером колотушкой в дверь лондонского дома, принадлежащего итальянскому банкиру Ридольфи. А что время терять? Раскланялся с будущими хозяевами — и за работу.

Слуга, открывший дверь после долгой задержки, оказался, если верить его монологу, близким родственником и интимным другом не только родителей Андрея, но и всех домашних животных, принадлежавших его семье. И даже с письмом от Ганзы, с которым прибыл поздний гонец, у слуги были противоестественные греховные связи.

Но разбудить хозяина слуга согласился, и, как показалось Андрею, с плохо скрываемым злорадством.

Ещё какое-то время ожидания на холодном ночном ветру — и слуга объявился вновь, не в пример более предупредительный и вежливый.

Банкир Ридольфи ждал Андрея в приёмном покое, в Руси названном бы сенями. Молчан уже начал привыкать к странностям Европы. Например, к манере встречать гостей в большой, а значит, сырой и тёмной каменной коробке.

— Как, синьор, вы один, без груза? Но в письме говорится о деньгах, о больших деньгах! Где же они, осмелюсь спросить?

Ридольфи был высок, светловолос, лицом похож на языческого истукана Аполлона. А манерами — на балаганного шута, недавно побитого публикой. Больно и страшно, но представление должно продолжаться! А голос, что за голос! Скрежет железа по граниту, а не голос...

Странный он всё-таки господин, этот Ридольфи.

Но для Андрея — дверной ключ к Англии и службе у графа Сесила.

   — Хороший вопрос вы задаёте, сударь! Прекрасный, можно сказать, вопрос! Только — для ушей ли прислуги?

Ридольфи поморгал, помолчал, застыв. Затем понял, что от него требуется.

   — Пройдёмте, синьор, в доме есть комнаты поменьше и потише...

   — С удовольствием, сударь!

В кабинете, куда Ридольфи привёл Молчана, как видно, велись банковские дела. Столы и полки, стулья и кресла — всё было занято грудами бумаг, в стопках и грудах, в вызывающем удивление беспорядке. Что за банкир способен работать в подобном хаосе?

Андрей не только закрыл за собой дверь, но и подождал возле неё, прислушиваясь. Вдруг разбуженному слуге захочется полюбопытствовать, чем это занимается господин с поздним гостем? Слуге же, видимо, хотелось лишь спать: успокоенный, Андрей, смахнув какие-то бумаги на пол, уселся перед продолжавшим стоять хозяином дома.

   — Что вы хотите услышать, сударь? Что велено вам сказать, или — что мне надо сделать, не ставя вас в известность?

   — Второе, синьор, — тотчас откликнулся Ридольфи.

«Как интересно, — подумал Андрей. — Флорентиец умнеет на глазах».