Проклятие - [7]

Расстрелян Алексей! Держите меня, а то я сорвусь с цепи, такого наговорю! Жуй два! Убиты все, все, кто творил своими руками нерукотворный, в белом венчике из роз, прекрасный Октябрь. А царствию Октября не будет конца! Точка! Революция сама пожирает своих детей. Закон. Это всегда! Она, она, товарищ Анна, ускользнула от расплаты, случай. Она жива! А зачем?

Вся в раздрыге. Хаос и смута. Трепет и страх. Метель метет, метель метелей, буран, зачумленность, тяжелые шаги Командора, круговерть, настоящие корчи на вертеле галопирующей с ветропросвистом истории, раскололся, разваливается космос, сало капает, капает, всё в огонь капает, кипит и пенится, смрад и запах серы. Она перед вечно молчащим Сфинксом, надрывно блажит: За что? Ответь! Нет ответа. Болевые, огненные иглы вонзаются, пронизывают насквозь мозг.

И вдруг — озарение, видение недоступное уму, ощущение жуткого невыносимого счастья. Революцию в белых перчатках не делают. Левый курс, индустриализация, Малевич, “Черный квадрат”, великие стройки, без всякого “психоложества” (Маяковский) и всей буржуазной мути, подменяющей реальность, затем жесткие, стальные объятия конструктивизма, конструктивизм без берегов и всех мастей, ГОЭЛРО, Днепрогэс, Беломорканал, Россия преобразовалась до неузнаваемости, сдвинулось с места, люди, люди стали другими, тоталитаризм формы, обуздывающий хаос, победа культуры над хаосом, победа над природой, над смертью, последним врагом всего живого! Она больна от этих въедливых, липких мыслей. Нет эксплуатации человека человеком, нет классов, нет частной собственности, страшной язвы цивилизации. Наш паровоз летит вперед, в коммуне остановка! Существует лишь одна истина, великая, высшая ценность: история! Вне исторической перспективы нет истины, нет добра и зла. Будущие поколения должны быть счастливы, их счастье куплено дорогой ценой, они и права не имеют не быть счастливы, просто права не имеют, да, да! не имеют!

И опять неодолимый, тяжелый, густой непроницаемый мрак: темно, как у негра. Она подолгу смотрела в одну точку, тяжело, нехорошо задумывалась. Само не прошло, нервный срыв, она начала неожиданно для себя выть, как хлысты, как волки в полнолуние, вопль пугающий, сражающий; от крика стихала боль, укорачивалась, уходила, на время прекращалась, она продолжала бессюжетно выть ошалелым волком, уже не соображала, не соображала, где она, что с ней, разбудила соседей, сердобольные соседи вызвали скорую.

Она попала в психиатрическую больницу, с головкой плохо, дрянь дело, голос Алексея из вечности: — Quantum satis. Оказана медицинская помощь, уколы, таблетки, опять умиротворяющие уколы, удвоенная доза, усугубляли беспощадно дозу, превращали больную в овощ, чтобы всем ужасно не мешала существовать на этом свете, окружающему населению нельзя без отдыха слышать этот вой. Врач-психиатр из ссыльных, желчный, озлобленный, нехороший человек, вообразил себя гениальным Фрейдом, говорил гадости, таких садистов давить надо, во всяком случае гнать в шею из медицины, запретить работать по специальности; видя эти тяжелые, мутные глаза затюканной троцкистки, считал, что из мути подсознания болезнь надо перевести в сознание, недуг пройдет; глядя в глаза, отпускал смачно, со вкусом шутку (хороша шутка!), что ее болезнь в том и заключается, что она слишком любит советскую власть, которая ей крепко врезала, душа повреждена идеей, которая ее когтит и мучит, мучит денно и нощно; так и говорит несчастной пациентке:

— Чем сильнее вы больны, тем сильнее советскую власть любите.

Хорошо изучен феномен: жертва начинает любить палача, мучителя, насильника, сексуальный вывих, мрачный демон погружает вас в безумие, чаще всего этой болезнью мозга поражены женщины, которые начинают безумно обожать насильника, испытывают неизъяснимы наслаждения, когда их насилуют, истязают.

Губы кривились самодовольной, едкой, ядовитой, сальной, гнусной усмешкой.

7. Воздаяние

Но вот настало метельное, динамичное время, очередной жесткий крутой вираж сюжета, развенчан Сталин, XX съезд, новые, весенние причуды, капель шепелявит, всё разрешилось само собой и неожиданно, справедливость восторжествовала, судьба-индейка смилостивилась, лихо подмигнула, затем улыбнулась мягкой, простой улыбкой, подфартило, кончились невзгоды, ее, бедолагу затырканную, полностью реабилитировали, восстановлена в партии, с таким стажем, как у нее, мало кого осталось, раз, два — обчелся. Кончились круговерти и превратности судьбы, вернулась к нормальной человеческой жизни, всеми уважаемая, к ней уважительное отношение, пирог мимо не проносят, уважают, облизывают и ублажают, пенсия старых большевиков и всякие льготы и вкусности, как из рога изобилия, посыпались, двухкомнатная квартира со всеми удобствами и невообразимой, бал можно устраивать, танцы, кухней на улице Чкалова, смело начинай нормальную человеческую жизнь, новенькая, с иголочки, сияет, блестит, сверкает, разлюли-малина, реальность за сказкой угналась, царский, завидный, лакомый по тем временам кус, еще очень немногие в пятидесятые годы жили в отдельных квартирах.

И это — после бездомных, бездарных 17 лет! Тут бы жить достойно поживать, вековать, предаваться радостям жизни, консерватория, музеи, импрессионисты, Ван-Гог, разлюли-малина, волшебная сказка с типичным, счастливым концом, катарсис — какого еще рожна надо для полного счастья?