Проклятие двух Мадонн - [10]

– Не сомневаюсь. – Сколько Настасья себя помнила, при малейшей проблеме сестра бежала жаловаться, сначала няне, потом гувернантке, теперь вот матери.

– Не сердись. – В голубых Лизонькиных глазах появились слезы. – Я не люблю, когда ты сердишься…

– Я не сержусь…

Мелькнула даже мысль объяснить… попытаться объяснить, что здесь, в доме, равно как и в поместье и вообще в размеренной, ограниченной правилами и установлениями жизни, она задыхается, но Лизонька не поймет. Поэтому Настасья, улыбнувшись, пообещала:

– И буду вести себя подобающим образом.

Александра

Ольгушкин дом поразил воображение своей несуразностью, будто бы архитектор, его планировавший, и сам до конца не понимал, что же, собственно говоря, он желает построить. Деревянные колонны строгого классицизма уживались с готическими башенками и балконом, спиралью обвивающим здание. Асимметричная крыша блестела красной черепицей, а стрельчатые окна второго этажа и витражи третьего словно вступали в молчаливое противоборство с солидными стеклопакетами первого. И в довершение всему – кованый флюгер бок о бок с антенной спутникового телевидения и стальной короб кондиционера.

Господи, что я здесь делаю? Ольгушка вцепилась в руку, ладонь у нее мокрая, да и на синем хлопке платья проступили темные пятна пота. Волнуется. И я волнуюсь, хотя все же не так, как она…

Здесь я из-за Ольгушки, точнее, из-за ее матери… теперь, оглядываясь назад, могу вспомнить каждое слово из нашего разговора, но вот момент, когда я согласилась, точнее, зачем я согласилась, ускользает.

Она явилась утром в тот день, когда я паковала вещи, раздумывая, что делать дальше. Ремонтом займется фирма, и с этой точки зрения проблем вроде бы нету, но… где мне жить, пока будет идти ремонт? В гостинице?

Евгения Романовна вошла без стука, что в общем-то вполне вписывалось в ее характер. Мать Ольгушки была богата и самоуверенна. Не знаю, происходила ли ее самоуверенность из осознания того факта, что деньги в нынешнем мире определяют положение, или же, наоборот, богатство являлось закономерным следствием уверенности в себе и воли, навязывающей эту уверенность окружающим, но Евгения Романовна совершенно определенно знала, чего хочет от жизни в целом и от меня в частности. И пришла лишь затем, чтобы ознакомить меня с принятым решением.

– Доброе утро, Александра. – Она всегда называла меня полным именем, впрочем, как и Ольгушку. – Как твое самочувствие?

Вопрос был задан из вежливости, и мы обе это понимали.

– Спасибо, хорошо.

– У тебя здесь мило. Я присяду, не возражаешь? – Евгения Романовна, не дожидаясь разрешения – нужно оно ей, как телеге пятое колесо, – уселась на стул. Стоять под холодным изучающим взглядом было неуютно, поэтому я тоже села. Чувствовала себя идиоткой, впрочем, до сегодняшней встречи я имела честь дважды беседовать с Евгенией Романовной, ну и один раз удостоилась вежливого кивка.

– У меня к тебе деловое предложение, полагаю, оно тебя заинтересует, ты – женщина разумная и сильная, если выбрала подобную профессию.

– Какую?

– Александра, ты прекрасно понимаешь, о чем речь.

– А если нет?

На лице Евгении Романовны мелькнула тень недовольства.

– В таком случае придется прояснить некоторые моменты. Мне казалось, что разговор об этом будет неприятен для тебя, но раз уж так… Александра Федоровна Вятич, двадцать пять лет, образование высшее филологическое, два иностранных языка, неплохие способности к музыке и живописи плюс великолепные внешние данные, что в значительной мере повышает цену на твои услуги. В течение двух лет являлась официальной любовницей Сигова Сергея Ивановича. Дальше продолжать?

– Продолжайте. – Если она думала меня задеть, то выбрала неверный тон.

– Умна, но при необходимости умеешь притвориться дурой, впрочем, в число твоих талантов входит и редкая способность находить общий язык с самыми разными людьми, независимо от статуса и социального положения. Что добавить? Заняться тебе в данный момент нечем, а мое предложение в некоторой степени соответствует твоей профессии.

– Неужели?

Евгения Романовна выпад проигнорировала, она вообще игнорировала все, что, по ее мнению, не соответствовало выбранному направлению беседы.

– Ты ведь знакома с моей дочерью, довольно близко, если не ошибаюсь. Наверное, заметила, что Ольга не совсем адекватна? Нет, конечно, она не настолько сумасшедшая, чтобы запирать ее в психбольнице, однако и не настолько нормальная, чтобы самостоятельно распоряжаться имуществом. Мой супруг большую часть имущества завещал дочери, однако после произошедшего несчастья вышло, что опекуном и реальным хозяином фирмы стал Игорь.

– Сочувствую.

Евгения Романовна вежливо кивнула и продолжила рассказ:

– Таким образом, вышло, что нашим, совместно с Вадимом нажитым имуществом фактически распоряжается мой зять! И при всем этом он имеет наглость ограничивать наши с Ольгой расходы!

Надо же, как все серьезно, «наши с Ольгой», да одна шляпка Евгении Романовны стоит больше, чем неделя пребывания в «Синей птице».

– А от меня что надо?

– От тебя? Ну… скажем так, профессиональная услуга. Но давай по порядку. – Евгения Романовна поправила брошь, чуть склонившуюся на бок, и продолжила: – За исполнением воли супруга следит его родственник… который относится к Игорю весьма благожелательно. Настолько благожелательно, что сквозь пальцы смотрит на многочисленные романы моего зятя. Мужская солидарность… мой зять падок на женщин, красивых женщин, но вот все его романы, как бы сказать… несерьезны. Да и в виду некоторых особенностей Ольги нормальная супружеская жизнь невозможна, но… – Дама вдохнула поглубже, наверное, подошла к самой сути дела. – Если роман затянется, если Игорь позволит себе содержать любовницу за счет средств законной жены… даже Дед не станет возражать против развода. Ты понимаешь?