Проклятие дня - [34]

– Руки. – Холодно отрезает она.

Я поднимаю ладони выше.

– Клянусь, я не сделала ничего плохого! Просто сейчас мне нужно скрыться от людей, которые хотят причинить мне вред.

– Хм. – Женщина, наконец, опускает ружье. – Я тоже училась в Хемлиг. Форма у них дурацкая.

– Точно. – Выдыхаю я.

– Тебе нужно обработать раны и помыться. Как тебя? – Она прищуривается.

– Нея.

Пёс, словно почувствовав перемену в настроении хозяйки, позволяет себе подойти ближе и обнюхивает меня. Я прячу руки под мышки.

– Так вот, Нея. Сейчас ты примешь душ, я накормлю тебя, дам одежду, а затем ты уйдешь отсюда и больше не вернешься, поняла?

– Спасибо! – Восклицаю я радостно. – Спасибо вам…

– Мое имя тебе знать не обязательно. – Хмуро бросает она и идет в сторону дома.

Помедлив, я бросаюсь следом. Пёс не отходит от меня ни на шаг.

– Можешь остаться на ночь, если хочешь. – Говорит женщина, когда я намазываю рисовые лепешки джемом и отправляю в рот. – Только спать придется на диване в гостиной. Ханси останется с тобой.

– Спасибо. – Киваю ей. – Я очень признательна.

Видимо, пса она оставляет рядом со мной, чтобы следить, как бы не уперла чего из ее дома.

– Что бы там у тебя не случилось, ты все еще можешь сказать мне, и мы обратимся в полицию и опеку.

Перестаю жевать.

– Н-нет, спасибо. Не сейчас.

– Хорошо. – Она придвигает мне чашку травяного чая.

По спине бегут мурашки. Не думала, что буду так реагировать на этот напиток, но он теперь прочно ассоциируется с Ингрид. У меня до сих пор в голове не укладывается, как можно выращивать кого-то на убой. Ну, в смысле, как бойца отмщения. Воина в твоей личной войне.

Мы провели вместе столько лет, что я не сомневалась – Ингрид любит меня. Может, и не как собственное дитя, но уж точно испытывает теплые чувства. Нельзя же быть настолько двуличной, чтобы так хорошо маскироваться?

– Позволишь? – Безымянная благодетельница берет мою руку и переворачивает ладонью вверх.

– Уже почти затянулось. – Хрипло говорю я.

Но она качает головой. Рана достаточно глубокая – Сара резанула меня от души.

– Может попасть грязь, давай, обработаем. – Нежно говорит она.

Ей около сорока. Длинная темная коса, воинственная походка, мужская рубаха, грубые джинсы, ковбойские сапоги. Женщина, что не желает представляться, очень похожа на одиночку: у нее печальные серые глаза, а в доме не видно фотографий родных или детей.

– Спасибо. – Кротко отвечаю я.

И слежу за ее движениями, когда она обрабатывает мою рану антисептиком и накладывает пластырь.

– Вот так. – Она позволяет себе скупую улыбку. – Так куда ты направляешься?

– На юг. – Решаю не распространяться я.

– В километре отсюда станция, по утрам ходит автобус.

– Спасибо. – Опускаю взгляд.

Денег на билет у меня все равно нет.

– Могу тебя до нее подвезти.

– Я сама дойду. – Спешно отвечаю я. – Но спасибо.

– Как пожелаешь. – Она встает. – Ванная комната там, одежду я сложила на диване, постельное тоже.

– Благодарю.

После душа я расчесываю волосы пальцами и заплетаю косу. Зацепляю ее найденной на полке детской цветной резинкой: надеюсь, хозяйка сильно не рассердится. Одежда, которую она оставила, оказывается мне в пору. Забавная девчачья рубашка в розовую клетку, кроп-топ и льняные брюки цвета хаки. Этот комплект подчеркивает мою юность и беззаботность (если бы они у меня были).

Вечер я провожу на заднем дворе, сидя на качели и глядя на тлеющее на горизонте солнце. Нужно направить куда-то оставшиеся силы. Если не буду убивать, начну угасать. А убивать я не буду. Значит, времени у меня осталось не так уж много.

Когда темнеет, пёс провожает меня в дом. Идя по коридору, я замечаю табличку на одной из дверей: «Алис». Резные розовые буквы – точно заголовок из журнала для девочек-подростков.

Я так и не решаюсь войти без спроса. Возможно, на мне одежда этой самой Алис. Вряд ли, женщина без имени скажет мне, кем она ей приходится, и куда подевалась. Да и не мое это дело.

Я иду в гостиную и стелю себе на диване. Ханси укладывается рядом на пол. Встаю, чтобы взять со столика наручные часы – у них разноцветный пластмассовый корпус и электронное табло с таймером и будильником.

– Не кипятись, – прошу собаку, – я не собираюсь их воровать. Вот, смотри, кладу рядом с подушкой, чтобы смотреть на них ночью.

И только после этих слов Ханси кладет голову на лапы и закрывает глаза.

Я устраиваюсь на диване в позу йога и задумываюсь: не будет ли наглостью с моей стороны попросить у хозяйки дома еще и кроссовки? Идти пешком до Моненфлода в резиновых сапогах будет проблематично.

И не замечаю, как ко мне подкрадывается сон.

Глава 22

Белый олень стоит, не шевелясь. Лишь подрагивает одно ухо – он прислушивается. Тишина леса его настораживает, пугает, животное чувствует таящуюся среди кустов опасность. Понимает, что нужно бежать, но уже поздно – зверь оказывается быстрее: шипя, вытягивается в струну и наскакивает сверху.

Редкая сухая листва вихрем поднимается в воздух, и олень под тяжестью мохнатого охотника падает на едва прогретую весенним солнцем траву. Он оглушен, пытается сопротивляться, но силы не равны. Его молодое тело подрагивает, глаза блестят, запоминая лес, а затем закрываются.