Проклятие чужого золота - [4]

– Да помню я это, – перебил дядя Матвей. – А когда ты первый раз в тюрьму угодил, я думал, все, отжила свое Антонина. Но выкарабкалась. А тут сызнова тебя берут, да еще и за убийство. Ну и слегла она. Я все для нее делал. А ежели не мог сам, нанимал кого-нибудь. Тут алкашни полно, за литр что хошь сделают. Выходит, тебе сейчас незаконный приговор отменили и, значит, должны какие-то деньги дать. Ну, как говорят сейчас, за моральный ущерб. Хотя что это такое, я никак не пойму, но вроде догадываюсь. Человеку в чем-то жизнь крепко попортили, и он из-за этого сильное душевное волнение получил.

– Почти что так, – улыбнулся Виталий. – А со мной просто: я ж все-таки ментам не давался, дрался и с ножом кинулся. И ствол у меня нашли. Так что, можно сказать, еще и спасибо им. А то бы я точно на пожизненное накрутил. А тут вроде закон виноват, мокрушником меня сделали, но чтоб не платить мне за этот самый моральный ущерб, я три года за хранение огнестрельного оружия и оттянул. А про сопротивление вроде как забыли. Как адвокат говорил, если бы они не пришли за мной как за мокрушником, и сопротивления не было бы.

– Ну, давай за то, – сказал дядя Матвей, – чтоб матерь твоя поправилась.

Москва

– Я ничего не понимаю, – говорил полный невысокий мужчина. – Пропал он, и все. В Москву приехал. Позвонил, чтоб встретили на Ярославском. И пропал. Парни там весь вокзал обшарили. Дежурный по радио объявление давал. Бесполезно. А ведь золота у него почти полтора килограмма. Черт бы подрал Рябушкина, ведь мы предлагали прислать своего человека, а он уперся – мои будут привозить. Вот и привез.

– Ты мне дай координаты этого фраера, – сказал здоровяк в темных очках. – Я с ментом одним почирикаю, пусть проверит по своим каналам. Может, хапнули где или…

– Если бы хапнули, я бы знал. Он как сквозь землю провалился.

– Может, кому-то золотишко спихнул и курканулся?

– Он живет там, и туда ему возвращаться. Так что это исключено. Я Рябушкину сообщил, он рвет и мечет. Непонятно, куда мог деться курьер, ведь с вокзала он звонил. В целях конспирации Рябушкин не сообщил, когда курьер приедет, вот и…

– Юрий Яковлевич, – заглянула в кабинет молодая женщина, – вас к телефону. Сам звонит.

– Понял, – кивнул полный. – Идите в бар и выпейте, – обратился он к собеседнику и вышел.

– Пошли врежем по сто пятьдесят, – подмигнул здоровяк сидевшему в кресле кавказцу, – у него коньячок классный.

– Я перед обедом не пью, – отказался тот.

– Ну ты даешь! – засмеялся здоровяк. – Ведь ваша нация до ста с лишним доживает.

– Не все. Надо знать место и время. Сейчас выпивать я не буду.

– Ну просто рядом посидишь, – хохотнул здоровяк, – а то скучно одному.

– Рената, – выходя за ним, кивнул секретарше кавказец, – кофе мне сделайте, пожалуйста, с молоком.

– Сейчас, Сурен, – улыбнулась она.

– Вот что, Буржуй, – услышал по телефону Юрий Яковлевич, – ты меня в свои дела не впутывай…

– Ё-моё, – усмехнулся Буржуй, – как ты заговорил. Вот что я тебе скажу – даю тебе сутки, чтобы найти его. Понял?

Он отключил сотовый и выматерился. Достал сигару и, прикурив, пыхнул дымом.

– Сука! – процедил он. – Я тебя, тварь, раздавлю, как клопа. Сука! – Играя желваками, затянулся. – Куда ж ты мог деться?

– Ну что, Егор Степанович? – вошла в комнату женщина. – Как спалось?

– Прямо как на курорте, – усмехнулся сидевший на кровати пожилой мужчина, которого накануне бил здоровяк. – Правда, ноги болят. Ох и неласкова столица нашей Родины. Я-то, черт старый, думал, наслажусь жизнью в Москве. И на кой хрен мне такие услады? Правда, теперь знаю, что ежели по колену пузырем треснуть, все, не то что драться, ходить не будешь. Все-таки наука, – усмехнулся он.

– А теперь давайте серьезно, Егор Степанович, – сказала женщина. – Откуда у вас золото?

– Да я ж говорил уже, – вздохнул он. – Я из Тулы на электричке ехал, во втором вагоне. Вечером. Народу было немного. Сначала вроде как набились, но потом вагон опустел. Я вижу, две лавки вообще свободны. Ну и сел на одну. И глядь, сумка. Кожаная такая, правда, не новая. Я по сторонам оглянулся, никто не смотрит, а тут станцию объявляют. Ну я сумку тяп и на выход. И в туалет.

– Дальше.

– Ну, зашел в кабинку, открыл. Там коньяка бутылка, хороший коньячок, плитка шоколада, пачка сигарет, нож выкидной, колбасы кусок, полбуханки хлеба, коробка конфет и два пива. Пиво хорошее. Банки не по пол-литра, а поменьше. И мешочек такой, матерчатый. Я развязал тесьму, открыл и вижу золотишко. Песок. Я видал золото-то, знаю, какое оно. Ну и думаю, что делать? В милицию идти? Узнают, откель приехал, и заберут. Уж лучше бы пошел, – вздохнул Егор. – А тут объявляют об электричке на Москву. Я выскочил и в вагон. Потом два мента ко мне в электричке подходили. Паспорт посмотрели, билет, я же помню совет – не выкидывай билет, мол, только приехал. Так и сделал. Я в Тулу к корешу ездил, да не застал его.

– Но вы вошли в вагон в Туле. И наверняка видели, кто сидел на той самой лавке, под которой вы сумку нашли. Может, скажете?

– Да хрен его знает. Мужики вроде. Трое. Напротив две бабы и старик какой-то… Точно, так и сидели. Трое молодцов, здоровенные такие, две молодухи и старик у окна.