Проклятье вендиго - [86]

— Вы присоединитесь к ним в этой охоте? — спросил я.

— А какой у меня выбор? Я теперь его единственная надежда. Если его найдет полиция, я не уверен, что они захотят оставить его в живых до суда. Если фон Хельрунг… Он ведь ясно выразил, что он намерен сделать, не так ли? Надеюсь, от тебя не ускользнула парадоксальность ситуации.

Нет, заверил я его. Не ускользнула.

Я медленно шел в свою комнату и размышлял, что за человек этот монстролог, который видел свою миссию в том, чтобы спасти своего друга, а не наказать по справедливости жестокого убийцу, который зверски расправился («надругался», как он выразился) над его любимой. Ах, человеческое сердце темнее самой темной ямы, в нем больше запутанных ходов и непонятных поворотов, чем в Монструмариуме! Чем больше я о нем узнавал, тем меньше знал. Чем больше я знал, тем меньше понимал.

Открыв дверь в свою комнату, я обмер, потому что на кровати сидела Лилли Бейтс, одетая в розовый халат. Рядом с ней лежала открытая книга.

— Извини. — Я попятился из комнаты.

— Куда ты собрался? — требовательно спросила она.

— Я не туда попал…

— Не глупи. Это твоя комната. Сегодня ты будешь спать со мной. — Она погладила одеяло рядом с собой. — Если только не испугаешься, — поддразнила она меня.

— Я не боюсь, — сказал я со всей твердостью, на какую был способен. — Просто я привык спать один.

— Я тоже, но ты мой гость. Во всяком случае, ты гость моего дяди, а значит в каком-то смысле и мой гость. Я обещаю, что я не храплю и не кусаюсь, только немножко пускаю слюни. — Она весело улыбнулась и снова погладила одеяло. — Ты ведь хочешь быть поближе к комнате доктора на случай, если ты ему понадобишься?

Этот аргумент мне было трудно опровергнуть, и я на секунду подумал, не вернуться ли к нему и попроситься поспать в его кровати. Но тогда пришлось бы объяснить почему, а цена ответа на этот вопрос была бы очень высока. Он бы говорил безумолчно и вообще не дал мне спать. Я со вздохом заставил себя подойти к кровати и сел на самый краешек.

— Ты не сел, — указала она.

— Сел.

— Ты едва сел.

— Едва сел — это все равно сел.

— И как же ты собираешься при этом спать? И ты даже не надел ночную рубашку.

— Я буду спать одетым. На случай непредвиденной ситуации.

— Какой непредвиденной ситуации?

— Такой непредвиденной ситуации, когда нельзя быть одетым в ночную рубашку.

— Ты можешь свернуться на ковре и спать у меня в ногах, как верная собака.

— Но я не собака.

— Но ты очень верный, как собака.

Я беззвучно застонал. Какого бога я обидел, что вынужден такое терпеть?

— Думаю, когда-нибудь ты станешь хорошим мужем, Уильям Генри, — решила она. — Для женщины, которая любит, чтобы мужья были робкими, но верными. Ты совсем не такой, за какого я выйду замуж. Мой муж будет храбрым и очень сильным и высоким, и он будет музыкальным. Он будет писать стихи и будет умнее, чем мой дядя и даже твой доктор. Он будет умнее, чем мистер Томас Альва Эдисон.

— Как жаль, что у него уже есть жена.

— Ты шутишь, но разве ты никогда не задумывался, на каком человеке ты женишься?

— Мне двенадцать лет.

— А мне тринадцать, почти четырнадцать. При чем здесь возраст? Джульетта нашла своего Ромео, когда она была в моем возрасте.

— И посмотри, что с ней случилось.

— Да, ты в самом деле его ученик. Ты что, не веришь в любовь?

— Я недостаточно о ней знаю, чтобы верить или не верить.

Она перекатилась через кровать, и ее лицо оказалось совсем рядом с моим. Я не смел повернуться к ней.

— Что бы ты сделал, если бы я сейчас, прямо сейчас тебя поцеловала?

В ответ я только покачал головой.

— Думаю, ты бы упал в обморок. Ты ведь никогда не целовался с девушкой?

— Нет.

— Может, проверим мою гипотезу?

— Я бы не стал.

— Почему нет? — Я чувствовал на своей щеке ее теплое дыхание. — Разве ты не готовишься в ученые?

— Я бы предпочел, чтобы Смертельный Монгольский Червь разжижил мою плоть.

Мне не следовало этого говорить. Думаю, до того момента она не вспоминала о черве. Не успел я запротестовать, как она стянула повязку и открыла мою рану. Я замер, чувствуя, как ее дыхание приближается к ране.

— По-моему, я никогда не видела такой большой коросты, — прошептала она. Она прикоснулась там кончиком пальца. — Больно?

— Нет. Да.

— Так да или нет?

Я не ответил. Я дрожал. Мне было очень тепло, но я дрожал.

Матрац мягко скрипнул. Пружины сжались под ее весом, наклонив меня к ней. Ее влажные губы прижались к моей поврежденной плоти.

— Ну, вот. Вот тебя и поцеловали.

Я скоро обнаружил, что Лиллиан Трамбл Бейтс, помимо всего прочего, была еще и страшной лгуньей. Хотя она не кусалась и только немножко пускала слюни, она жутко храпела. К часу ночи я уже всерьез подумывал о том, чтобы приглушить звук, положив ей на лицо подушку.

Между тем я был рад, что остался одетым. Ночью в комнате стало очень холодно; у меня онемел кончик носа. Думаю, Лилли тоже замерзла, потому что она во сне повернулась и прижалась ко мне. Это одновременно и смущало, и было приятно.

«Мы больше того, что отражается в Желтом Глазе», — говорил фон Хельрунг.

Со свернувшейся рядом Лилли я смотрел на золотой луч света от уличного фонаря внизу. Я встал к нему. Я вошел в него. Ничего не осталось, кроме золотого света.