Проклятая звезда - [44]

Вот все и прошло. Я открываю глаза и вижу Мауру, которая надвигается на меня, улыбаясь, как помешанная.

— Я достала всех, кроме тебя. Шесть душ! — торжествует она.

Я чувствую, как напряглось все мое тело. Я не позволю кому бы то ни было, даже собственной сестре, ковыряться в моем сознании. Моя память принадлежит только мне, и нечего с ней экспериментировать.

— Ой, ну не злись, — хмурится Маура. Сейчас в гостиной, кроме нас, никого нет. — Это мне сестра Инесс велела.

— Ты вторглась в их сознание без разрешения. А тут вроде бы твои подруги. — Я встаю и складываю руки за спиной. — Тебе не кажется, что в этом есть нечто неправильное?

— Я просто велела им пойти в другую комнату. В этом нет ничего такого. Никакого вреда, — настаивает Маура. — Не будь такой брюзгой, Кейт.

«Цок-цок-цок» — доносится снаружи. Это сестра Инесс идет по коридору из своего кабинета.

— Хорошо сработано, Маура, — говорит она.

Маура сияет.

— Шесть — это ведь редкость, да? Это мощно!

— Да, — соглашается сестра Инесс. Однако взгляд ее ястребиных глаз почему-то устремлен на меня. — Мисс Кэхилл, вы что-нибудь почувствовали?

— Да, — признаю я. — Мне захотелось встать и выйти за дверь… и в то же время мне этого не хотелось. Очень странное чувство.

— Ты стала объектом внушения, но смогла сопротивляться ему. — Сестра Инесс смотрит на меня изучающе, будто я — букашка под микроскопом. — То же самое было и в прошлый раз, когда Маура пыталась воздействовать на тебя ментальными чарами, так ведь?

Я киваю. Я не осмеливаюсь посмотреть на свою сестру, но прямо-таки ощущаю, что она пала духом.

— Что ж, шесть объектов — все равно очень хороший результат. До сих пор ни одна из учениц не могла добиться ничего подобного. Хотелось бы мне, чтоб таких способных Сестер было побольше: это очень пригодится нам, когда начнется война. — Сестра Инесс одаривает Мауру своей редкой улыбкой, но ее взгляд снова возвращается ко мне. — Если мисс Кэхилл все-таки согласится провести такой же эксперимент, мне будет проще судить, которая из вас обладает большим могуществом.

— Принуждение — не единственный вид магии, по которому судят о могуществе, — огрызаюсь я.

Ярость искажает черты Мауры. Сестра злилась на меня несчетное количество раз, она частенько презирала меня, ревновала и завидовала мне. Но она никогда так не смотрела.

Так, словно она ненавидит меня.

На самом деле я вовсе не пыталась принизить достижение Мауры. Дело только в том, что меня пугает ее одержимость ментальной магией. И почему сестра Инесс так в этом заинтересована? Что она задумала?

Все мое тело вдруг охватывает озноб, кожа покрывается мурашками.

«Будто кто-то прошел по моей могиле», — говорит в таких случаях миссис О'Хара.

8

Финн ждет меня в полночь у садовой калитки, на его плаще и волосах снежинки.

— Какая неожиданность! Как ты тут оказалась?

Криво улыбнувшись, он берет мою руку, и мои пальцы сплетаются с его, упрятанными в перчатки. Вопреки гадкой погоде, у него бодрый голос и легкая походка.

— Ты опять забыла перчатки.

У меня не хватает смелости сказать ему, что ничего я не забыла, просто хотела дотронуться до него, не ощущая никаких преград.

— Пойдем в оранжерею, — предлагаю я, дрожа.

Порывы ветра бросают в лицо мелкую снежную пудру, заставляя щуриться. Мы идем по саду, и мои сапожки дюймов на шесть проваливаются в снег. Когда мы наконец добираемся до восьмиугольного стеклянного строения, полы моего плаща, подол платья и сорочки — все это в снегу. Я плету отпирающие чары, и мы входим. Очень хочется сбросить плащ, но я неподобающе одета: на мне нет ни корсета, ни нижней юбки. Когда я собиралась, Рилла только-только заснула, и я боялась разбудить ее вместе с ее неуемным любопытством.

В оранжерее под полом шипят трубы парового отопления. Стеклянные стены запотели от теплого воздуха. В центре помещения тянутся грядки перистых папоротников и растут призовые орхидеи сестры Эвелин. За ними усеяны мелкими яркими плодами лимонные и апельсиновые деревья. В этом оазисе весны и надежды посреди тоскливой нью-лондонской зимы пахнет влажной землей и зеленью.

Финн протягивает ко мне руки и запечатлевает поцелуй на моих холодных губах. Швырнув перчатки на один из столиков, он наклоняется, чтобы получше рассмотреть красный фаленопсис. Я принимаюсь вертеть в пальцах тонкий стебель белой каттлеи.[3]

— Какая красота! Как же это называется? — спрашивает он.

Я знаю о садоводстве больше, чем Финн. Это — исключение; как правило, его знания обо всем на свете куда обширнее моих. Я веду его по проходу.

— Это онцидиум, их еще называют «танцующая леди», потому что они похожи на дамские юбки. А это — дендробиумы.[4] Они не такие капризные, как остальные орхидеи, и поэтому сестра Эвелин разрешает мне помогать ей ухаживать за ними.

Остановившись за моей спиной, Финн обвивает меня руками.

— Тебе тут нравится, правда же?

Мне действительно тут нравится. Огромное облегчение — сбежать сюда от чужих глаз и сплетен, неотступно преследующих меня внутри монастыря, хотя тут я почему-то всегда чувствую себя немного виноватой, будто изменяю с этими тепличными орхидеями маминым розам.

— Это мое самое любимое место в Нью-Лондоне. Особенно зимой, когда слишком холодно, чтоб садовничать под открытым небом. — Я крепче прижимаюсь к нему. — А тебе удается находить время для твоих переводов?