Проклятая война - [14]

Через неделю нас нашёл корреспондент "Правды". Выспрашивал меня о Косте. Я осторожно отвечала на его вопросы, чтоб, упаси бог, не навредить мужу. От нас он отправлялся к Косте и мы, обрадовавшись, всучили ему свои пачки писем. Ведь мы писали часто, просто не знали, как ему это отправить. А тут такой случай, грех не воспользоваться. Корреспондент удивился такому грузу, но спасибо, не отказал, забрал. Всё-таки для самого Рутковского, все в курсе о том, как он переживал и искал семью. А тут ему простому смертному доведётся привести герою такую радость. Газетчик, как мы поняли, был не в обиде. Мы ликовали. Наконец-то Костик получит всё это и узнает, что мы живы, здоровы, любим его и ждём.

Сердце не обмануло. Он жив и как всегда на самом опасном направлении. Значит побьёт и прогонит ту нечисть. У меня появился интерес к жизни. Выбрав его самые нежные и трепетные письма, я носила их с собой. Сегодня вызвал меня к себе комиссар, вручил ордер на небольшую комнатку. Я от счастья готова была плакать и руки ему целовать. Никто представить не может в какой тесноте мы живём. Мои сёстры с детьми, брат с семьёй и ещё мы с Адой весь этот кишмиш в однокомнатной квартире. А тут своя, комната. Адка прыгала до потолка. Мы можем спать на кроватях и никому не мешать, есть то, что у нас имеется и не заглядывать в чужой рот.

Я вышла на улицу. Постояла у подъезда. Улица на моих глазах начала белеть — повалил снег. Время гонит стрелки вперёд. "Мне кажется, что целую вечность мы с тобой не виделись. Холода. Как ты там? Есть ли у тебя тёплые носки, дорогой…"

Костя, получив от корреспондента наши многочисленные вопли о любви быстрее того, что мы отправили ему, ориентируясь кординатами газеты, прислал нам возбуждённое полное любви и восторга письмо. Факт остаётся фактом — посланник с письмами опередил почту и наши зигзагообразные потуги. Позже пришли деньги и справки, присланные Костей. Я побежала давать фототелеграмму: "Дорогой Костик! Твоё беспокойство напрасно — мы живы, здоровы. Письма деньги, справку: всё от тебя получили. На днях получили комнату. Письма тебе писала-должен получить. Будь здоров! Сражайся до победы! Люлю — Ада".

Когда ему принесут эту телеграмму, он, схватив, распечатает её. Какое-то время будет стоять ошеломлённый. Вдруг примется носиться по комнате, натыкаясь на стол и сбивая стулья. Не понимая зачем, скомкал её в кулаке, превратив в неприглядный комок. Может боялся, что она как живая вспорхнёт крыльями и улетит, а он опять останется один. Прижмёт к сердцу, как будто пытаясь продемонстрировать ему, что, мол, вот ты болело, а всё хорошо. Потом расправит, прочитает и сожмёт ещё сильнее, крепко-крепко, словно боясь теперь, что кто-то вырвет её у него, разрушив его надежду на счастливую весточку, ведь тогда вновь он останется с пустотой и ожиданием. Сейчас ему было всё равно, даже если б кто-то рядом сказал, что мужчины смешные. Люлю и Адуся живы, Люлю и Адуся живы… Это было главным и заполняло его. Потом это полуобморочное состояние прошло. Он, ругая себя, как мог так безобразно смять их с Люлю счастье, опять бережно расправит бумагу. Ласково прогладит рукой, как будто перед ним был не казённый лист, а сама Юлия. Перечитает ещё раз, потом ещё и ещё. Боже мой, столько месяцев разлуки… Он думал, мечтал о ней каждый день, час, минуту. Даже тогда, когда стоял под пулями, поднимая людей в атаку, и прятался в щели от бомбёжки. Страшно боялся никогда больше не увидеть её. Столько дней страха и тревог за них и вот — они живы и в безопасности. Но всё это он расскажет им позже. Расскажет как прятал слёзы и целовал строки…

Мы нашлись. Почта тоже пришла в себя и заработала. Переписка наладилась. Он писал часто, как мог. Я безумно ждала и радовалась, как ребёнок, каждому его слову. Костя оставался Костей, даже оттуда, он заботился о нас. Пересылал продукты и деньги. Я смогла купить одежду Аде и приличное платье себе. Война не война, а в окошко стучалась весна. Голубое, как глаза Костика небо, теснило серый цвет небес. Только судьба часто наносит свои окончательные удары вопреки нашим эмоциям и размышлениям. В данном случае она использовала женский день. На 8 марта собрали всех работников военкомата, праздничное собрание. Мужчины поздравляли. Вручили подарки: тушёнку, мыло. Получила и я. Брала, и вдруг меня обдало жаром, подкосились ноги, а грудь разорвала боль. "Костя!?" Наверное, я побелела. Потому что мужчина, передающий мне свёрток, забеспокоился:- Вам плохо?

— Нет, нет, — заверила я. — Обойдётся.

Села на место и вроде бы боль исчезла, только беспокойство осталось. Оно держало в плену, не отпуская грудь. Так бывает во сне, в предчувствии чего-то страшного… Мне становится жутко. "Костя, Костя!" — стучало в висках, как стук вагонных колёс, отсчитывая пролетающие дни. Я металась, скрывая своё состояние от дочери. "Не хватало ещё Адку напугать". Ждала, день бежал за днём, боль не проходила. Пробовала поплакать, вдруг полегчает, но слёз не было. "Беда, беда!" Я не могла ошибиться. Сердце превратилось в камень. "Господи, что же мне делать? — лоб упёрся в холодную стену дома. — Пусть ранение, любое, самое тяжёлое, я выдержу, я выхожу его, только не смерть. Не забирай его, Господи, у меня…" Я зашла за угол дома, наревелась и вытерев последним снегом лицо пошла домой. На пороге, выглядывая в коридор, прыгала в нетерпении Ада.