Глава 2. В ШАХТЕ ДИНГ-ДОНГ
Я потому так подробно описал свое возвращение в родной Корнуолл, что, подобно увертюре к опере, оно самым тесным образом связано с последующими событиями. Поскольку сам я был изгоем, мне неизбежно суждено было оказаться в обществе людей, стоящих по ту сторону закона. В то время, нужно признать, мне казалось, что я являюсь жертвой самых невероятных и трагических случайностей. Однако теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это были не случайности – все было закономерно, каждое событие было естественным следствием предыдущего. С того самого момента, когда я решил принять предложение Дэйва Баннера вернуться в Англию на «Арисеге», я вступил на путь, который привел меня с ужасающей прямотой в Крипплс-Из. [Название постоялого двора, означает примерно следующее: место отдохновения калеки (англ.)] Возможно, все это напоминает фантастику, но есть ли на свете что-нибудь фантастичнее самой жизни? Меня порой раздражают люди, которые сидят себе в своих уютных креслах и ругают, обвиняют художественные произведения в отсутствии правдоподобия. Я прочел все, что только возможно, начиная от сказок Киплинга и кончая «Войной и миром», – именно таким образом я получил образование, но пока еще не встречал книги более фантастичной, чем рассказы, которые мне приходилось слышать в шахтерских поселках Скалистых гор или на золотых приисках в Кулгарди. И тем не менее я должен признать, что, если бы мне сказали, когда я шел по окутанной туманом дороге в Пензанс, что я прямым ходом направляюсь к самой страшной катастрофе, которая только может произойти на шахте, и, более того, что я окажусь в самой гуще печальной истории безумия и алчности, да еще связанной с моим собственным семейством, я бы никогда этому не поверил. Прежде всего, я был слишком поглощен своими несчастьями. Я так мечтал вернуться на родину. Впрочем, это желание свойственно каждому корнуольцу. Он мечтает о том, как ему неожиданно повезет, он вернется домой и будет хвастаться своим богатством в родном шахтерском поселке и без конца рассказывать о том, где побывал и что с ним случалось. И вот теперь я вернулся в Корнуолл, но как? Бесправным и одиноким, к тому же без пенни в кармане. Не было, мне кажется, человека более одинокого, подавленного и напуганиого, чем я. А вокруг было уже не голубое небо Италии, а глухое безмолвие тумана. На дороге не было никакого движения. Все было мертво, холодно и мокро. Невольно вспоминались старинные байки шахтеров, разные суеверия, о которых постоянно толковали у шахтерских костров. В то время я считал, что все это глупости. Гномы и великаны, Черная Собака, Мертвая Рука и еще масса других полузабытых поверий – здесь, на утопающей в тумане дороге в Пензанс, они казались вполне реальными. Были моменты, когда я готов был поклясться, что меня кто-то преследует. Но это было исключительно плодом моего воображения. Оно же заставляло меня шарахаться от собственной тени, когда солнце вдруг пробивалось сквозь туман.
Беда в том, что я не очень-то себе представлял, как будет выглядеть мое возвращение в организованное общество, не знал, в какой степени буду чувствовать себя изгоем. После четырех лет жизни в Италии начинаешь думать, что организация общества – задача практически невыполнимая и что отдельному индивиду ничего не стоит затеряться в толпе.
Но в Сеннеп-Коув, позавтракав и гостинице под любопытными взглядами посетителей, я зашел в лавочку, чтобы купить карту тех мест. В лавочке царила теплая, доброжелательная атмосфера, там торговали разными морскими диковинками и были выставлены почтовые открытки – грубо выполненные картинки, примитивно иллюстрирующие разные смешные истории, связанные с морем. Мне вспомнился Перт: там тоже можно было встретить такие лавочки.
Молоденькая продавщица разговаривала с мужчиной – судя по старательно расчесанным усам, это был офицер, находящийся в отпуске.
– Это просто невероятно, – говорила она. – Ведь война кончилась три года назад. Здесь говорится, что их чуть ли не пятнадцать тысяч. Вот послушайте: «Их можно встретить на скачках, на черном рынке, среди сутенеров и владельцев ресторанов, они содержат игорные и публичные дома, торгуют спиртным, подержанными автомобилями, подделками под старину и краденой одеждой, – словом, они связаны со всеми разновидностями рэкета в стране. Паразиты – вот как называет их эта газета. Они и есть паразиты. – Девушка бросила газету на стол, так что стало видно заголовок; «Пятнадцать тысяч дезертиров». – Я знаю, что бы я с ними сделала, – добавила девушка. – Собрала бы их всех и отправила на три года в угольные шахты. Вот тогда бы они узнали.
Я купил карту и быстренько убрался из лавки, боясь, как бы продавщица не обратила на меня внимание. Я торопливо шагал по мокрой от дождя улице, и мне казалось, что из-за зашторенных окон за мной наблюдают невидимые глаза, а когда поднимался в гору по направлению к шоссе, мне чудились шаги за спиной. На остановке возле школы группка люден ожидала автобус. Они с любопытством проводили меня глазами, когда я торопливо проходил мимо. Я чувствовал себя прокаженным – настолько были напряжены у меня нервы и настолько я сам себя ненавидел.
