– Что скажешь насчет платы? – Вопрос повторился несколько раз, резко и отрывисто, словно лай.
– Я ведь уже заплатил, когда взошел на борт в Неаполе, – напомнил я. Что ему надо? Я пытался сосредоточиться на том, что он говорит. – Я заплатил вам пятьдесят фунтов английскими деньгами, и это вдвое больше того, что вам следует.
– Может быть, может быть, – отозвался он, продолжая пристально смотреть на меня. – Ты заплатил мне за проезд до Англии. Но ничего не заплатил за то, чтобы тебя высадили посреди ночи в самой пустынной части побережья. А это противозаконно. Это опасно, и я не собираюсь рисковать просто так, мне желательно кое-что за это получить.
– Послушайте, Малиган, – сердито начал я, – вы согласились перевезти меня в Англию за пятьдесят фунтов. Вы знали, чем рискуете, когда назначали плату. Так выполняйте же свои обязательства.
Он продолжал смотреть на меня со своей страшной, кривой улыбкой:
– Ну .что же, если тебе так угодно, будь по-твоему. Мы доставим тебя в Кардифф, это и есть Англия, как было условлено. Спустим тебя там на берег. Однако должен тебя предупредить: порядки у них там строгие, и если ты не знаешь, как и что…
– Довольно, Малиган. – сказал я и протянул руку, собираясь схватить его за шиворот и как следует встряхнуть, чтобы он не валял дурака.
Но он увернулся и отскочил назад, обнажив гнилые зубы в злобной усмешке. Правую руку он держал в кармане. Я заставил себя успокоиться. Не годилось ссориться с человеком, от которого зависела моя безопасность.
– Говорите вашу цену, – сказал я. – Даю вам еще десять фунтов.
Он покачал головой и рассмеялся.
– Нет уж, цену назначаю я, или мы следуем в Кардифф, – отрезал он.
– И сколько же вы хотите? – спросил я.
– Сто тридцать фунтов, – ответил он.
– Сто тридцать целковых! – Я задохнулся от возмущения. – Но ведь это… – Я запнулся.
Он смеялся. Я видел это по его глазам.
– У тебя останется ровно двадцать фунтов.
– Откуда вы знаете, сколько у меня денег?
– А ты сам мне сказал прошлой ночью. Ты напился и хвастался, рассказывал, что можно сделать с такими деньгами, плевать ты хотел на всякие ограничения, удостоверение личности да продуктовые карточки. Ну что же, жалко будет, если полиция не попользуется. – Тут его голос изменился, сделался жестким и безапелляционным. – Сто тридцать целковых, вот моя цена за шлюпку, которая доставит тебя на берег. Хочешь – соглашайся, не хочешь – как хочешь.
Кровь стучала у меня в висках. Я чувствовал, как напряглись мускулы. Между нами стоял столик с картами. Я опрокинул его ногой. Но когда я потянулся к нему, от отпрянул, оскалив зубы, и выхватил из кармана револьвер. Это остановило меня на секунду, но потом мне вдруг все стало безразлично. Пусть стреляет, если ему так хочется. Я откинул голову назад и захохотал. Виноват был, конечно, хмель, который бродил у меня в голове. Я это знал, но мне было все равно. Я просто стоял и смеялся над этим тщедушным человечком, который скорчился в углу своей собственной рубки и целился в меня из своей жалкой пукалки. Я увидел страх в его глазах и двинулся к нему. Если бы он выстрелил, я бы, наверное, и не почувствовал – до такой степени меня окрылило ощущение собственной силы. Но он не выстрелил. Он колебался. В ту же секунду я вышиб пистолет у него из руки и схватил его за горло. Пальцы моих обеих рук встретились, когда я сжал его шею, приподнял и встряхнул, словно крысу.
– Ну, что скажешь насчет шлюпки, которая доставит меня на берег, а? – услышал я свой собственный крик и раскаты хохота.
Я приподнял его, так что его глаза оказались на одном уровне с моими, и заглянул в них. Они были так близко, что создавалось впечатление, будто смотришь в окно. Я видел, что он боится. Это меня радовало, и я снова встряхнул его, так что кости у него затрещали. Я ухватил его правой рукой за пояс, собираясь вышвырнуть в окно рубки.
И в этот момент меня что-то ударило. Я почувствовал взрыв невыносимой боли в самом основании черепа. На мгновение у меня в глазах отразилась четкая картина рулевой рубки. Руки мои ослабли под тяжестью его тела, и его лицо приблизилось к моему. А потом ноги у меня подкосились, в глазах потемнело, и я рухнул наземь.
Следуюшее, что я почувствовал, была вода у меня на лице. Холодная и соленая. Я снова окунулся в небытие. Плыл в полной темноте. Я боролся, бил руками и ногами, чтобы выплыть на поверхность. Снова вода в лицо и холодный ночной воздух. Я глубоко вздохнул, так что больно стало в легких. В темноте мелькнул луч света, и я снова стал куда-то погружаться. На этот раз я не сопротивлялся, позволил себя окутать удушливой мгле. Это было так спокойно, так приятно. Однако желание жить вернулось ко мне снова, и я стал барахтаться, стараясь выбраться наверх. Вот высунулись руки и сжали что-то твердое, ломая ногти. Я ухватился покрепче и продолжал бороться, чтобы вернуть ускользаю шее сознание. Это было что-то круглое, деревянное. Оно приподнялось, а потом снова опустилось, прищемив мне пальцы.
– Он приходит в себя, шкипер, – послышался голос откуда-то сверху. Это был Шорти.
– Башка у него как у носорога, – отозвался голос Малигана. – Ты его двинул так, что я был уверен: черепушка у него треснет, а он и в отключке-то был всего пятнадцать минут.
