Проклевывающийся Феникс - [4]

— Нет.

Вот вам и вселенская слава! Я пояснила:

— Билл — что-то вроде странствующего репортера. Он ведет программу, которая транслируется повсеместно, даже в Ядре у хичи. Своего рода путевые заметки. Он посещает интересные и живописные места и рассказывает о них домоседам.

Кроме того, я в настоящее время считала его своим основным любовником, но сообщать об этом Терпл было пока ни к чему, скоро сама разберется.

— И он хочет видеть проект «Феникс»?

— Если вы не возражаете, — повторила я. — С правлением я уже все согласовала.

Она усмехнулась:

— Верно, просто я запамятовала. Мы возились с установкой автоматов и совсем закрутились. — Она встряхнулась. — Между прочим, Ганс мне сказал, что ваш корабельный мозг по пути уже показал вам настоящий взрыв сверхновой.

— Верно, — подтвердила я. Ипатия шепнула мне в ухо, что Гансом зовут их корабельный мозг, как будто я сама бы не догадалась.

— И вы, вероятно, знаете, как она сейчас выглядит с Земли?

— Ну, более или менее.

Я заметила, что она, прикинув, насколько «менее», чем «более», решила, что мешок с деньгами заслуживает вежливого обращения.

— Лишний раз взглянуть не повредит. Ганс! Телескопическое изображение с Земли, пожалуйста.

Она уставилась в дальний конец кабинета. Стена там исчезла, и на ее месте возникло расплывчатое световое пятнышко.

— Вот она. Называется Крабовидная туманность. Конечно, название возникло раньше, чем разобрались, что это такое, но почему ее так назвали, вы видите сами. — Я согласилась, что клякса немного напоминает уродливого краба, и Терпл продолжила урок: — Сама туманность представляет собой облако газов и материи, сброшенной звездой примерно тысячу лет спустя. Может быть, вы сумеете различить в середине маленькую точку, пульсар Краба. Это все, что осталось от звезды. Теперь давайте посмотрим, как это выглядело до взрыва.

Ганс стер изображение туманности, и теперь мы смотрели в то же глубокое темное пространство, что уже показывала мне Ипатия. Звезд опять же было, полным-полно, но когда мозг приблизил картину, среди них стала заметна одна особенно яркая. «Яркая» — это слабо сказано. Она сверкала золотым пламенем и казалась удивительно лохматой. На самом деле исключительно оптическая модель не могла быть горячей, но все равно я почти ощущала на лице ее жар.

— Планет не видно, — заметила я.

— О, вы увидите их чуть позже, когда мы установим следующие зеркальные сегменты… — Она перебила себя: — Забыла спросить: не хотите ли чаю?

— Спасибо, нет. Пока ничего не хочется. — Я прищурилась на звезду. — Думала, она окажется ярче. — Я чувствовала себя слегка разочарованной.

— О, еще будет, Клара. Для того мы и сооружаем здесь пятисоткилометровое зеркало. Пока что мы для увеличения используем гравитационную линзу соседней черной дыры — в зеркало вставлена маленькая камера. Не знаю, много ли вам известно о черных дырах, но… О, черт! — Она осеклась, видимо устыдившись собственной забывчивости. — Конечно, вам ли не знать! То есть раз вы провели в одной из них лет тридцать или сорок…

Она смотрела на меня как на человека, которому по неловкости причинила сильную боль. Обычно люди избегают при мне упоминать о черных дырах, следуя тому правилу, согласно которому в доме повешенного не говорят о веревке. Но для меня период заключения в дыре остался далеко позади. К тому же по времяисчислению черной дыры мое приключение длилось одно мгновение, сколь бы долгим ни казалось оно снаружи, так что мне эта тема не причиняет неудобств.

С другой стороны, я вовсе не собиралась обсуждать ее бог знает в который раз, так что просто сказала:

— Моя черная дыра отличалась от этой. Та светилась таким жутковатым голубым светом.

Терпл быстро оправилась и понимающе кивнула мне.

— Разумеется, излучение Черенкова. Вы, должно быть, наткнулись на так называемую сингулярность, ядро черной дыры без оболочки. Наша относится к другому типу. Вам мешает видеть ее оболочка эргосферы. Большинство черных дыр испускают сильное излучение, не собственное, а от поглощаемых ими материи и газа, но эта уже поглотила все, до чего могла дотянуться. Так или иначе… — Она помолчала, собираясь с мыслями, и снова кивнула: — Я собиралась рассказать вам о гравитационном увеличении. Ганс!

Она не сказала, чего хочет от Ганса, но он, как видно, вычислил сам. Звезда исчезла, и перед нами появилась молочно-белая стена. Терпл потыкала в нее пальцем, рисуя для меня схему.

— Вот эта точка слева — планета Краба, которую мы намерены изучить. Кружок изображает черную дыру. Дуга справа — наше зеркало, расположенное точно в точке конвергенции, в фокусе гравитационной линзы черной дыры. А маленькая точка рядом — это мы в Кассегреновом фокусе зеркала. Само солнце Краба я не рисую. Вообще-то мы стараемся не направлять на него камеры, чтобы не выжечь оптику. Пока все понятно?

— Пока да, — согласилась я.

Она снова смерила меня оценивающим взглядом и сказала:

— Мы будем вести наблюдения, глядя в зеркало, а не на саму планету. При этом нам опять же придется блокировать изображение звезды, но это уже предусмотрено. Так что нам предстоит смотреть на планету, обратившись к ней спиной.