Прокаженные - [91]
- Если захотите спать, то располагайтесь вот тут, — сказал он, намереваясь уходить. — Ужин вам подадут, я распорядился.
- Спасибо, но я не хочу, милый доктор.
- Тогда ложитесь спать — ведь устали?
- Нет, не устала.
- В таком случае вот вам книги… А я пойду.
- Сергей Павлович, милый… О чем я хочу вас попросить…
- Сделайте одолжение.
- Вот о чем, — замялась она и опустила голову.
- Ну, говорите, не стесняйтесь, — подбодрил он ее тем теплым участливым тоном, который так хорошо знал весь лепрозорий.
- Извините меня, Сергей Павлович, что я заставляю вас… Но сделайте это, если не для меня, то — для Семы.
- Для Семена Андреевича я всегда и все сделаю, что в силах, — улыбнулся он.
- Я хочу, чтобы вы меня освидетельствовали, вот тут, сейчас…
- Это на предмет чего же? — удивился он.
- На предмет проказы. Видите ли, — задумалась она, — я никогда не ходила на осмотр к врачам. То стыдно, то страшно, то просто не хотелось… Я хоть и не верю, но мысль все-таки есть: а может быть, со мной неблагополучно? А точно и верно можете сказать только вы. Посмотрите, если не трудно, — почти умоляюще взглянула она на него.
- Да полно вам, батенька, откуда вы все это взяли? — И он сердито посмотрел на нее поверх очков.
- Я хочу, доктор… Это же не трудно…
- Не трудно, но к чему это? Зачем?
- Чтоб больше не беспокоиться.
И, не дожидаясь его согласия, она принялась раздеваться, бросая на диван платье, чулки, теплое белье, нижнюю сорочку. Превосходная окраска кожи приятно удивила Туркеева.
- Вас прямо хоть на выставку здоровья, — улыбнулся он.
Выслушав и выстукав ее, Сергей Павлович отметил, кроме превосходной пигментации кожи, вполне удовлетворительную упитанность, крепкую мускулатуру, умеренную жировую прослойку. Кроме того, он определил, что легкие как "кузнечные мехи", и это особенно привело его в восторг, так как он имел склонность видеть какую-то ассоциацию туберкулеза с проказой. Сердце и печень были вполне нормальные. Чувствительность кожи тоже в порядке.
- Ну как, доктор? — остановилась она перед ним, обнаженная и как бы совсем забыв, что стоит в таком виде хоть и перед пожилым, но все-таки мужчиной, — Я вам еще давеча сказал, что ваши сомнения — глупость, чушь. Выкиньте из головы. Если бы у нас все юноши и девушки обладали таким здоровьем, мы были бы самой счастливой страной в мире. Да-с, батенька мой!
- А у вас микроскоп тут есть?
- Есть.
- Я так и знала, — оживилась Лиля.
- Чего вы еще хотите? — засмеялся он.
- У меня еще одна просьба, доктор, и тогда — все.
- Тоже вроде этой? Нет, от таких просьб увольте, батенька, покорнейше прошу вас. А то мне придется жаловаться Семену Андреевичу.
Она взглянула на него с милой улыбкой и капризным тоном сказала:
- Сделайте мне, Сергей Павлович, еще и анализ крови.
- Крови? — подпрыгнули у него на переносице очки. — По какому же это поводу?
- По тому же самому. Чтоб уж окончательно убедиться.
Туркеев с полминуты смотрел на нее, затем отошел к дивану, опустился на него, рассмеялся.
- Помилуйте, батенька, да ведь это невозможно! Ах вы, стрекоза…
Запомните: кровь на проказу не исследуется. Это вам не сифилис.
И, не замечая, как она медлительно надевала на себя сорочку, принялся читать ей лекцию о методах микроскопического исследования.
9. Мастер с больного двора
Лопнувший вал заводского дизеля был доставлен в лепрозорий через день после того, как Маринов согласился принять заказ.
Маринов говорил Перепелицыну, точно боясь, как бы тот не отказался:
- Ведь там четыреста человек рабочих… Месяца на три остановка, не меньше. Весь город как на похоронах…
Перепелицын бодро отвечал:
- Ничего, только бы не передумали. Сделаем. Станок у нас хоть и дрянной, но подправим — черту рога обточит.
Одна рука у него, та, на которой отсутствовали два пальца, была перевязана, но обстоятельство это, видимо, не смущало Перепелицына, — он с нетерпением ждал доставки вала.
И вот к воротам лепрозория подъехала подвода. На соломе сидели двое — один в кепке, худой, высокий, другой в шапке, кругленький, с большими усами.
Ежились от холода. Кругленький спустился с подводы, открыл ворота, тронули, въехали во двор, встретили Маринова.
Кругленький оказался машинистом завода, высокий, по фамилии Гордеев, — секретарем заводского коллектива. Он-то как раз и вел все переговоры с Мариновым.
- Ну и хламида, — заметил машинист, критически осматривая древний станок, на котором Перепелицын предполагал обтачивать шейку вала. — Справишься ли на таком барахле?
Тон машиниста Перепелицыну не понравился. Он понял, что тот сомневается. Затягивая зубами узелок на повязке, сказал как бы в насмешку:
- У иного молодца и конь овца, у иного и овца — рысак. Как же это угораздило вас ахнуть такую вещь?
- Так уж получилось, — неохотно отозвался машинист, — у дизелей случается.
Перепелицын покачал головой.
- И главное — шейку.
Гордеев смотрел на Перепелицына с некоторым любопытством.
- Когда ж ты думаешь его сделать? — спросил он.
- Надо осмотреть.
- Чего ж тут осматривать — дело ясное.
- В вале-то чего осматривать? Его как раз и надо осматривать, — и принялся водить здоровой рукой по гладкой, покрытой масляными пятнами поверхности стального вала.
Шилин Георгий Иванович (14/11/1896, г. Георгиевск, ныне Ставропольского края – 27/12/1941, Коми АССР) – прозаик. После окончания городского училища был конторщиком, разносчиком газет. Начал сотрудничать в газете «Терек». Участник первой мировой войны. В годы гражданской войны и в начале 20-х годов был редактором газеты «Красный Терек», «Известия Георгиевского Совета», широко печатался в газетах юга России, в «Известиях» – как поэт, очеркист, фельетонист. В 1928 переехал в Ленинград и перешел на литературную работу.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.