Прокаженные - [66]
В результате обхода больного двора выяснилось: "собственные силы" существуют, из них можно создать неплохой оркестр. Нашлись не только инструменты, но и две певицы — исполнительницы цыганских песен, нашелся даже один декламатор. Выяснилось также, к всеобщему удивлению, что Петя Калашников совершенно свободно играет на рояле — по нотам и без нот.
Серафима Терентьевна ликовала. От радости она волновалась больше всех.
Семен Андреевич был серьезен, деловит. Маринов молчал и только улыбался.
По поводу столь удачного "открытия Америки", как заметила Серафима Терентьевна, Орешников не проронил ни слова. Зато, когда возвращались на здоровый двор, он вдруг остановился. Его осенила новая мысль: не отыщутся ли среди больных, кроме музыкантов, еще такие люди, из которых можно было бы создать хоть маленькую труппу? Он хотел уже снова вернуться и произвести новое обследование, но его уговорили отложить до следующего раза.
Семену Андреевичу предложили остаться ночевать в лепрозории, что он и сделал. Утром, чуть свет, он помчался на больной двор, подробно и долго беседовал с музыкантами. Выяснилось: первый концерт можно назначить не раньше как недели через две-три.
Это обстоятельство, видимо, огорчило Семена Андреевича. Три недели! А он надеялся уже завтра — послезавтра слушать работу организованного оркестра…
- Ничего, надо потерпеть, — подбодрил его Маринов, — и оркестр будет, и труппу создадим. В этом деле мы, действительно, хромаем. Спасибо, брат, за рояль — я никогда не додумался бы.
Семен Андреевич ничего не ответил.
- Пойдем — ка, братец, мастерские посмотрим, — продолжал Маринов. — В музыке, можно сказать, я — ни бельмеса. А вот производственные процессы… У нас никто не сидит без дела, если человек на ногах. Всем находим работу.
Даже слепые делают щетки и корзины — и какие щетки!
Матвей Леонтьевич Маринов работал в лепрозории сравнительно недавно, но он очень много успел. Будучи по профессии столяром и работая в городе на мебельной фабрике, он привез однажды партию столов, стульев, шкафов, заказанных лепрозорием. Туркееву весьма понравилась мебель, и он не замедлил высказать по этому поводу одобрение. Пригласил его на обед. Тут выяснилось, что Маринов не только хороший мастер, но и партиец, коммунист с восемнадцатого года.
- Батенька! — ужасно обрадовался Сергей Павлович. — А не могли бы вы оказать нам одну большую услугу? Ведь вы партийный и к тому же хороший мастер! Не могла бы партия послать вас к нам? Ну хотя бы на годик — организовать некоторые производственные процессы, скажем столярную мастерскую, а? Как вы думаете?
- А для чего вам такая мастерская? — не понял Маринов.
- Как же! Ведь это своего рода лечебное средство. Вы посмотрите, как преображает больных работа. А у нас только один производственный процесс — поле, огород, маленькая кузница… Но этого мало… Право, не пожалеете, батенька, а?
И доктор Туркеев подробно принялся объяснять Матвею Леонтьевичу, какое благодетельное влияние оказывает на больных полезный труд, родная профессия, «интересная» работа и какое значение придает этому обстоятельству современная наука.
Маринов заинтересовался предложением Туркеева и через несколько месяцев явился в лепрозорий, имея на руках путевку городского районного комитета.
И вот на больном дворе — три мастерские: слесарная, столярная, швейная.
Туркеев отлично понимал, что только энергии, любви к делу и уму Маринова лепрозорий обязан организацией мастерских. Без него производство не двинулось бы ни на шаг.
Сергей Павлович часто говорил:
- Не представляю, как мы теперь обойдемся без него, если партия потребует его назад.
Когда Матвей Леонтьевич уезжал в город и задерживался там дольше обыкновенного, Туркеев начинал волноваться, ему чего-то недоставало, мерещилось, что Маринов не вернется.
- И как это удачно случилось, что вы приехали тогда с мебелью! — не раз говорил он Маринову.
…Матвей Леонтьевич привел Орешникова к старенькому, похожему на сарай, помещению. Открыл дверь, пропустил вперед, с гордостью окинул взглядом мастерскую.
- Тут работают наши швейницы и портные. Видал костюм на Сергее Павловиче? Это наша работа. Очень доволен. Шьем не хуже самых модных городских портных. У нас тут есть один франт — заказал пальто по собственным рисункам, — как отлили. До сих пор удивляется. Говорит, в Москве не сумели сшить, испортили, а мы… Вот, брат, какая у нас мастерская! Можешь направлять заказчиков, да и сам закажи, — засмеялся он.
- Я-то закажу, а вот в городе — едва ли, — неуверенно заметил Семен Андреевич.
- Знаю, — махнул рукой Маринов, — потому и говорю. А чего тут бояться?
Ведь мы обшиваем весь здоровый двор.
На столах и за столами сидели женщины, мужчины. Стучали три швейные машины. Кто-то однорукий налегал на большой утюг. Человек с бугристым лицом сосредоточенно выкраивал что-то из куска сукна, разостланного на гладкой крышке большого стола. На шее у него болталась лента сантиметра.
При входе Маринова мастерская оживилась. Лица повернулись в его сторону, заулыбались. Только человек с сантиметром продолжал свою работу, никого не замечая.
- Это наш закройщик Туманов, — тихо сказал Маринов, — работал в Ленинграде. С гордым характером человек, но в своем деле — художник. Раньше Сергей Павлович говорил о нем, что он «разлагается», а сейчас — смотри.
Шилин Георгий Иванович (14/11/1896, г. Георгиевск, ныне Ставропольского края – 27/12/1941, Коми АССР) – прозаик. После окончания городского училища был конторщиком, разносчиком газет. Начал сотрудничать в газете «Терек». Участник первой мировой войны. В годы гражданской войны и в начале 20-х годов был редактором газеты «Красный Терек», «Известия Георгиевского Совета», широко печатался в газетах юга России, в «Известиях» – как поэт, очеркист, фельетонист. В 1928 переехал в Ленинград и перешел на литературную работу.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.